Иное решение
Шрифт:
– Что такое?
– Вчера я получил сообщение из Стокгольма.
– О чем оно? Не тяните, Вальтер!
– В Стокгольме начались переговоры между представителями командования вермахта и русских.
– Вы с ума сошли!
– Я в своем уме, господин рейхсфюрер, и мой источник вполне заслуживает доверия. Со стороны ОКХ переговоры ведет оберст-лейтенант фон Гетц.
– Фон Гетц? Что-то знакомое. Уверен, что я уже где-то слышал это имя.
– Как же, господин рейхсфюрер! Герой битвы под Смоленском. Ветеран испанской, польской, французской кампаний. Один из любимчиков Геринга.
– Не наговаривайте на Геринга, Шелленберг! – Гиммлер повысил голос. – Не наговаривайте
– А он и не вступал, – поспешил успокоить шефа Шелленберг. – Фон Гетца направил в Швецию не Геринг, а Канарис.
– А с каких пор Канарис стал командовать люфтваффе?
– Фон Гетц был списан из люфтваффе по ранению и направлен для дальнейшего прохождения службы в военную разведку неполных три месяца назад.
– Но он же не разведчик!
– Разумеется, нет.
– Тогда что? Я имею в виду, что он из себя представляет? Фигуру прикрытия?
– Вероятнее всего, да. Канарис использует его втемную.
– А о чем они говорили?
– Этого пока установить не удалось, но по ряду косвенных признаков можно сделать вывод, что фон Гетц с русскими прекрасно поняли друг друга. Переговоры начались и будут продолжены. Скорее всего, русские выставили в качестве условия к дальнейшим переговорам освобождение нескольких евреев из Аушвица.
– Почему вы так думаете?
– Потому что требование русские выдвинули, скорее всего, на встрече, которая проходила вчера, а сегодня утром меня лично посетил Канарис и очень деликатно пытался прощупать, не могу ли я ему помочь в этом непростом деле. Впрочем, – добавил Шелленберг, заметив, что шеф сдвинул брови. – Каждый шаг этого фон Гетца у меня под контролем, за ним установлено негласное наблюдение, и я могу арестовать его в любой момент.
– А зачем? – Гиммлер посмотрел в глаза Шелленбергу. – Зачем его арестовывать?
– Виноват… – не понял Шелленберг.
– Я говорю, зачем арестовывать такого храброго офицера, верного солдата фюрера? Пусть он ведет свои переговоры. Вы ведь сами сказали, что он у вас под контролем? Вот и прекрасно. Вы, кажется, большие друзья с Канарисом? – Гиммлер усмехнулся.
– У нас приятельские отношения с адмиралом, но, принимая во внимание вечную конкуренцию между военной разведкой и разведкой политической…
– Не продолжайте, – махнул рукой Гиммлер. – Почему бы вам не оказать любезность своему другу? Позаботьтесь о том, чтобы пожелание адмирала было выполнено. Можете действовать от моего имени. Только аккуратно. Личности людей, которые прибудут за евреями, установить, но наблюдения за ними не вести. Оказать им максимальное содействие.
– А как быть с фон Гетцем?
– Не трогайте его. Пока. Пусть ведет свои переговоры. Посмотрим, что из этого выйдет. Чем успешнее он поведет свои переговоры с русскими, тем легче вам будет находить понимание у англичан и американцев. Было бы совсем замечательно, если бы вы смогли прокрутить вашим англосаксонским друзьям магнитофонные пленки с их переговорами. Я полагаю, что Рузвельт и Черчилль не обрадуются, узнав об этих переговорах. Кстати, пометьте себе, Вальтер, союзники должны узнать об этих переговорах из источников, настроенных враждебно по отношению к Германии, чтобы это не выглядело фальшивкой.
Без перемен. Днем было четыре тревоги. Вечером тихо. Всю ночь стреляли. Очевидно, это связано с усилением давления на фронте. Неужели
XLI
Через девять дней после предварительного торга немецкой и советской стороны в Колиной мастерской, после необходимых согласований, проводимых, главным образом, в немецком аппарате, Коля и Валленштейн выехали на материк. Гиммлер, целиком разделяя и поддерживая трепетное отношение фюрера германской нации к переменчивому общественному мнению, не решился организовать ни одного концлагеря на территории непосредственно Германии. Они были расположены исключительно на оккупированных территориях: в Польше, Белоруссии, Прибалтике. Коле и Валленштейну надлежало прибыть в Польшу, в маленькое местечко под Краковом, называемое Аушвиц, иначе – Освенцим, для получения на руки пятидесяти евреев. Канарис, стоявший за этими переговорами, лично надавил на все рычаги и пружины, чтобы СС расстались со своими иудейскими узниками.
Проще всего было бы отправиться из Стокгольма через Балтику до Данцига, бывшего Гданьска. Но, опасаясь советских подводных лодок, безжалостно пускавших ко дну любые суда, невзирая на флаги, решено было держать путь через Мальме, то есть той самой дорогой, которой Коля приехал в Швецию. Места были знакомые, но Коля благоразумно не подавал виду, что видит их не впервые, и каждый раз не забывал обращаться к Валленштейну с расспросами: где можно купить газеты, где билетные кассы, а какой это город? Коля успел прокрутить в голове забавность ситуации, надо же, красный командир боится быть потопленным своими же братьями-краснофлотцами. Но, как учил дедушка Ленин: «Конспияция, конспияция и еще яз конспияция». Не станешь же, в самом деле, с борта махать красным флагом, дескать, свои!
Стояла удивительно теплая, ранняя и дружная весна. Снега уже почти нигде не было, кое-где начала пробиваться первая травка. На деревьях набухали почки. В воздухе стоял чудесный, омолаживающий запах талого снега, прошлогодних прелых листьев и тополиной смолы.
Аушвиц раздавил и Колю, и еще больше Валленштейна своими размерами. На самом деле это был не один лагерь, а целых три, которые так и назывались: Аушвиц-1, Аушвиц-2 и Аушвиц-3. В первом содержались европейцы – голландцы, французы, датчане. Во втором – славяне: поляки, украинцы, белорусы, русские. В третьем – цыгане и евреи. Судя по размерам каждого лагеря, в них содержалось никак не меньше чем по сто тысяч человек.