Иногда Карлсоны возвращаются
Шрифт:
– Сам понимаю, – отрезал Плетнев. – Мне его вести сейчас?
– Веди, конечно… ну, если можешь… – вяло ответил Турецкий, вытягивая шею и прислушиваясь: где Ирка, чем она там занимается? В последнее время жена как-то странно себя ведет… На кухне послышался плеск наливаемой в чайник воды. В дверном проеме мелькнул силуэт Иры. Турецкий, облегченно вздохнув, попытался снова вникнуть в то, что говорил ему Антон.
– Не мочь я не могу…
«Тоже мне стойкий оловянный солдатик!»
– Ну что ты тогда от меня хочешь? – не выдержал Турецкий. – Какая разница, кто какую линию разрабатывает?
– Тебе, кажется, есть разница. –
– Антон… – в замешательстве промямлил Саша, но Плетнев не позволил ему ничего объяснить:
– Все, командир, отбой!
Ирина, разумеется, не могла слышать, что сказал мужу Антон Плетнев. Однако при взгляде на лицо Шуры в ее сердце зашевелилось неубитое подозрение. В прежние времена у Турецкого тоже бывало похожее выражение лица, при попытке поймать его на измене. В таких случаях он, как правило, бурно возмущался. А будучи пойман с поличным, старался каким-нибудь простым способом загладить свою вину… Турецкий, ты думаешь, ресторан способен загладить то, что ты проводишь время с другой женщиной?
Но, может, никакой другой женщины нет? И причина твоих отлучек – в самом деле работа, сложная и напряженная? Ах, Шурик-Шурик, сколько лет изучает тебя твоя жена – и до сих пор что-то в тебе остается неизвестным…
Дело Кирилла Легейдо. Визит страшного карлсона
К трем часам дня жизнь в агентстве «Гаррисон Райт» затихает: гениальные мозги рекламщиков нуждаются в поступлении свежей порции белков, жиров, а особенно углеводов. Выражаясь проще, – обеденный перерыв! Некоторое время назад агентство провело эксперимент, заключив договор с ближайшим кафе, откуда сотрудникам приносили готовые обеды: думали, что это повлечет за собой экономию сил, денег и времени. Однако эксперимент провалился, потому что кулинарные пристрастия асов рекламного творчества унификации не поддавались. Кто-то обожал китайскую кухню, кто-то не мог полноценно работать в жару без стакана пива, кто-то облюбовал поблизости кафе подешевле, кто-то вообще использовал законный час отдыха для того, чтобы послоняться по окрестностям и, плотоядно облизываясь, купить с лотка исключительно жирный и вредный для здоровья чебурек с неведомо чьим мясом. Обязаловка вызывала всеобщее возмущение и подрывала творческий потенциал… Короче, теперь в пятнадцать ноль-ноль народ разбегается с рабочих мест кто куда.
Таня и Леня обосновались в креативном отделе, в креслах, за одним из низких столиком. Пили чай, заваренный в большом глиняном чайнике.
– Правда, здесь лучше, чем в любой кафешке? В обеденный перерыв – никого. И лица родные кругом, – указала Таня на шаржи на сотрудников, украшающие стену.
В креативном отделе все осталось по-прежнему: и немыслимая расцветка интерьера, и приделанный к стене под самым потолком стул с табличкой «Садитесь, пожалуйста», и стол с компьютером, и проекционный экран, и белая маркерная доска. Вот только среди шаржей на ведущих сотрудников агентства выделяется портрет Кирилла Легейдо в виде Карлсона, обведенный траурной рамкой.
– Ты права… – без особого энтузиазма согласился Леня.
– Кстати о лицах… если можно так сказать… – Таня начала прощупывание противника. – Насколько я помню, Кирилл один подписывал с французами сметы…
– Правильно помнишь, –
– Да, помню, в Аргентину без тебя улетели.
А почему так?
– Тань… ну, несколько проектов мы чуть не завалили… ты не думай, это не к тебе претензия.
– Ну почему не ко мне? – у Тани все-таки обиженно дрогнули губы. – Я же за креатив отвечаю…
– А я – за финансы, – твердо сказал исполнительный директор. – Короче, если б я месяц назад не бросил французов на одного Легейдо, не взялся за новые проекты и не стал нас за волосы из болота тянуть…
– Ясно, – пришла ему на помощь Таня. – Я, в общем, так и думала. Долить тебе еще?
Не дожидаясь ответа, она налила дополнительную порцию благоухающего мелиссой чая в Ленину чашку. Леня едва успел растерянно кивнуть.
– Но к сегодняшней сдаче ролика у тебя вся документация есть? – Таня не оставляла прежней темы.
– Нет, – сокрушенно покачал головой Леня. – Все у Легейдо в директории. Ты, наверное, знаешь, у нас была с ним одна общая, а одна была его, личная.
– И в общей что?
– По французам – ничего. Наверное, все в личной. Но я не знаю пароля. Может, ты знаешь?
При этом он пристально посмотрел на креативного директора. Что означал его взгляд? Подозрение? Или, хуже того, уверенность?
– Что ты! – поспешно открестилась Таня. – Нет! Он меня в финансовые дела никогда не посвящал…
«В самом деле не знает пароля – или прикидывается? Прощупывает меня? Знает, что я заходила в личную папку Кирилла? Надо быть очень осторожной… Пока он сам себя не разоблачит. А это случится совсем скоро…»
В комнату вошел арт-директор, полноватый и бородатый, компенсирующий начальственную солидность облика пристрастием к молодежному жаргону:
– Ребят, на пятьсек отвлеку! Тут вот такое дело… Тань, у тебя тут мой ящик открывается?
Таня кивнула. Арт-директор подошел к компьютеру и открыл почтовую программу. Далее он показал Лене и Тане письмо, пришедшее с адреса [email protected]. В письме оказалась всего одна строка – ссылка на интернет-страницу
– И тебе пришло? – не то обрадовался, не то возмутился Леня.
– Это же не письмо, – удивилась Таня.
– Верно мыслишь! – подтвердил арт-директор. – Это круче. Вот, смотрите…
Арт-директор навел курсор на ссылку, нажал на кнопку мыши. Открылась страница в Интернете. Текст с заголовком «Сергей Борисович и Карлсон».
– Сергей Борисович и… – неуверенно озвучил Леня. – Так, кто у нас Сергей Борисович?
– Никто. Персонаж, типа, сетевой литературы. Чувак этот, – толстый арт-директорский палец уперся в экран монитора, – автор то есть, ЛемурЛемур, в Америке живет. Пишет страшилки всякие. Очень классные. И выкладывает их в сети.
– Давно выкладывает? – уточнила Таня.
– Вот эту – год назад выложил. Я тогда Легейдо показал: во, про Карлсона. И он тоже на эти страшилки подсел. Я ЛемурЛемура с института знаю. Дима его звать. Прикольный чувак.
Потрясенная Таня начала читать вслух:
«Жил-был… Как бы назвать его. Сергей Борисович. Дальше он нарисуется сам, под звуки имени. Это старик, похожий на больную птицу или сломанный зонтик. Пижама в рябой коричневый цветочек, красные слезящиеся глаза, большой горбатый нос, как у Гессе, и длинные седые волосы, все желтые от сигаретного дыма.