Иногда они умирают
Шрифт:
Я открыл следующую дверь, последнюю в коридоре. Она казалась довольно надежной, и задвижка на ней сохранилась. Две металлические скобы покрылись слоем ржавчины, но коррозии пока не удалось сожрать их. Железный брусок между ними оказался крепким и широким. Такой не выбьешь даже с нескольких ударов. То, что нужно.
Комната была вполне пригодной. В единственном оконном проеме поблескивал кусок стекла, остальное в виде мелких осколков лежало на досках топчана, придвинутого к окну. На втором топчане – у стены напротив – лежала грязная тряпка, в которой можно было с трудом узнать спальный мешок. А из него выглядывало серое сморщенное
Войдя в комнату следом за мной, Тисса сначала вздрогнула от неожиданности, затем произнесла устало:
– Снова покойник.
Я подошел ближе. Рядом с кроватью валялся ветхий рюкзак. На покосившемся столике – пустая миска, погнутая ложка, растекшаяся лужица воска.
Несмотря на выбитое окно, здесь висел стойкий запах плесени и старой смерти.
– Я не буду спать в одной комнате с трупом, – сказала Тисса, брезгливо переступая по грязному полу и оглядываясь в поисках места, куда можно положить вещи. Затем смахнула осколки стекла на пол и тяжело опустила на топчан свою ношу.
– Я тоже. – Я завернул останки в спальник и поднял с кровати. Тело оказалось легким, словно вязанка сухого хвороста.
Я вынес его из комнаты и положил на пол в соседней. Вернулся за рюкзаком.
– Думаешь, он может прийти ночью за своими вещами? – В голосе Тиссы не было ни насмешки, ни иронии.
– Не бойся, не придет. – Я захватил миску и ложку, отнес все имущество мертвеца, положил рядом с ним и вышел.
– Интересно, отчего он умер? – совершенно без интереса произнесла она, когда я вернулся. Девушка распаковывала свой рюкзак, спеша поскорее достать спальник.
– Не знаю. – Я подошел к двери, закрыл ее и задвинул засов.
– Думаешь, пошел в обратную сторону?
– Может быть.
Тисса расставила несколько свечей и зажгла их. Вечерние сумерки, заглядывающие в комнату, тут же отступили.
У меня еще оставалось немного времени. Но я невольно оттягивал тот момент, когда надо будет выйти из дома.
– Где ты познакомилась с Джейком? – спросил я, готовя ужин.
Тисса, сидящая на своем спальнике и подпиливающая сломанный ноготь, ответила равнодушно:
– Он увидел мои фото в мужском журнале и заинтересовался.
– А когда ты начала сниматься для журналов?
– Через несколько месяцев после того, как ты уехал.
– Значит, академическое будущее не имело для тебя серьезного значения?
– Ты прекрасно знаешь, окончание университета было для меня всего лишь вопросом престижа. С дипломом легче устроиться. И уважения больше.
Тисса помолчала, крутя в пальцах пилку, а затем произнесла другим тоном – задумчиво и слегка отстраненно:
– Пока я была юной, все, что ты рассказывал, чем ты занимался, было очень увлекательно, впечатляюще. Ты умел захватить аудиторию. А потом я поняла – наука практически не приносит денег. Но дело даже не в них. – Она перевела взгляд на свои руки, потерявшие во время этого трека холеную ухоженность, однако, казалось, не видела их. – Постоянно придумывать, как выживать, занимаясь тем, в чем люди да и я сама, по большому счету, не вижу особого смысла. Постоянно сталкиваться с трудностями, непониманием. Быть может, твоя душа и дает тебе силы не замечать проблем, дает возможность быть счастливым, довольным своим делом. Но я так не могу.
– Поэтому ты занялась модельным бизнесом?
– Да. И встретила Джейка. Я получила все, что
Она сжала пилку, словно маленький нож.
– Знаешь, почему таких, как ты, убивают на самом деле? Вы лишаете нормальных людей покоя. – Ее голос зазвучал прерывисто и страстно: – Они живут размеренно, рационально. А вы врываетесь со своими бурными эмоциями, необычными поступками, приоткрываете дверь, за которой цветет невероятно прекрасный сад, а потом захлопываете ее прямо перед носом. – Тисса резко взмахнула рукой, наглядно демонстрируя свою метафору. – Ты снова оказываешься в серой, пустой, пыльной комнате. И каждый день, каждый час чувствуешь постоянное глухое раздражение на свою тусклую, унылую жизнью. Пытаешься изменить ее, но не видишь как. Сходишь с ума, стараясь понять, что сделать, и единственный ответ, который приходит, – ты никогда не сможешь ничего изменить, ты даже не знаешь, что менять. За одно это хочется убить!
Я только усмехнулся, услышав эту искренность:
– Вот за это я тебя и люблю. За твою невероятную прямолинейность.
Ответом мне была напряженная тишина.
Тисса смотрела на меня широко распахнутыми глазами.
– Что ты сказал?
– В какой момент нашего разговора?
– Ты меня… любишь?
– Тебя это удивляет?
Я подал ей миску с супом. Тисса взяла ее, не глядя поставила рядом.
– Ты никогда не говорил.
– По-моему, это очевидно.
Она долго молчала, скользя по мне невидящим взглядом. И наконец произнесла:
– Если ты любил, почему уехал? Почему бросил меня?
– Наши отношения строились исключительно на моем влиянии на тебя. Больше нас ничто не связывало.
– Неправда. Мы были из одного социального слоя. Примерно с равным уровнем интеллекта. И разница в возрасте не настолько значительная, чтобы не найти общий язык. Мы вместе жили. Разве этого мало? Ты был мне нужен. Я и приехала сюда потому, что ты мне нужен по-прежнему. Но я никогда не была нужна тебе. Ты смотрел на меня как на забавную дрессированную зверушку. Для тебя и для Уолта мы все были одинаковыми. Стая зверей, и вы – два пастыря, которые стоят в стороне и выбирают экземпляр попривлекательнее, чтобы выдрессировать его. Уолтера сожрала его ручная рысь. И ты конечно же отправил свою обратно в зоопарк. Вернее, уехал из этого зверинца сам. Решил, что мы неприручаемые, дикие, коварные и подлые. Я пыталась заменить тебя Джейком, не ради денег… не только ради них. Я была ему нужна. Но мне все равно не хватало тебя.
Она зябко поежилась и плотнее стянула на шее ворот пухового жилета.
– Знаешь, об одушевленных всегда ходило столько нелепых слухов. Мне постоянно задавали вопросы про тебя, а я не знала, что ответить. Никогда не могла тебя понять.
Тисса взяла миску поставила себе на колени, принялась было за еду, но тут же отложила ложку.
– В тебе есть нечто странное, – сказала она задумчиво. – Жесткость, резкость, и тут же… Нет, это не мягкость… Ты не отвечаешь агрессией на агрессию. Можешь очень легко уйти в сторону. Но это не трусость – когда надо, ты примешь любое, самое жестокое решение, даже убьешь того, кто встанет у тебя на дороге.