Инок Вечного огня
Шрифт:
— Только лишь по необходимости, ваше святейшество. Мы — не друзья;
— А я и не говорю, что друзья. Но действовать мы должны вместе. Я уже разослал предварительные указания. Верховный совет их утвердит. В этом отношении я не предвижу осложнений.
— Как долго мне придется ждать результатов?
— Кто знает? Лоаристам пока ещё не мешают пропагандировать. До сих пор есть люди, воспринимающие пропаганду: одни — с почтением, другие — со страхом, третьи просто поддаются её воздействию. Но кто может знать? Человечество слепо, антиласинукские настроения
— Никогда не составляло труда играть на ненависти. — Круглое лицо Тимбалла исказилось гримасой жестокости. — Пропаганда! Оппортунизм искренний и неразборчивый! К тому же, несмотря на свою слабость, лоаризм богат. Массы могут быть покорены словами, но тех, кто занимает высокие посты, тех, кто по-настоящему важен, можно соблазнить и кусочками желтого металла.
Кейн устало махнул рукой:
— Ничего нового вы не предложили. Подобные методы применялись ещё на заре истории человечества. Подумать только, — горько добавил он, — нам приходится возвращаться к тактике варварских эпох!
Тимбалл равнодушно пожал плечами:
— Вы знаете лучший способ?
— В любом случае, даже со всей этой грязью, мы можем потерпеть неудачу.
— Нет, если план будет хорошо продуман. Лоара Пол Кейн вскочил, кулаки его сжались.
— Глупость это! И вы, и ваши планы! Все это ваши многомудрые, тайные, уклончивые, неискренние планы! Неужто вы считаете, что заговор приведет к восстанию, а восстание — к победе? На что вы способны? Вынюхивать информацию, неторопливо подкапываться под корни. Но руководить восстанием выше ваших сил. Я могу заниматься организацией, подготовкой, но руководство восстанием тоже не в моих силах.
Тимбалл вздрогнул.
— Подготовка… детальнейшая подготовка…
— Ничего она не даст, говорю я вам. Можно иметь все необходимые химические ингредиенты, можно создать самые благоприятные условия — и все же реакция не пойдет. В психологии, точнее, в психологии масс, как и в химии, необходимо наличие катализатора.
— Великий Космос, о чем вы?
— Можете вы быть предводителем восстания? — выкрикнул. Кейн. Крестовый поход — это война эмоций. Сможете ли вы контролировать и направлять эти эмоции? Куда вам! Вы — конспиратор, и не в ваших правилах участвовать в открытой битве. Могу я руководить восстанием? Я — старый и миролюбивый человек. Так кто же будет вождем, тем психологическим катализатором, который окажется способным вдохнуть жизнь в безжизненное тело ваших изумительных «приготовлений»?
Рассел Тимбалл стиснул зубы.
— Пораженчество! Так, значит?
— Нет! Реализм! — резко ответил Кейн. Тимбалл озлобленно смолк, потом быстро повернулся и вышел.
По корабельному времени наступила полночь, и бал был в самом разгаре: центральный салон суперлайнера «Пламя сверхновой» заполнили кружащиеся, смеющиеся, сверкающие фигуры.
— Все это напоминает мне те трижды проклятые приемы, что устраивала моя жена на Лакто, — пожаловался Саммел Маронни своему спутнику. — Я-то думал, что хоть немного отдохну от них здесь, в гиперпространстве,
Он тяжело вздохнул и взглянул на развлекающихся с явной неприязнью.
Маронни был одет по последней моде — от пурпурной ленты, стягивавшей волосы, до небесно-голубых сандалий, — но выглядел невероятно неуклюже. Его полная фигура была так затянута в ослепительно красивую, но ужасно тесную тунику, что с ним того и гляди мог случиться сердечный приступ.
Его спутник, высокий, худощавый, облаченный в безукоризненно белый мундир, держался с непринужденностью, порожденной длительной практикой. Его подтянутая фигура резко контрастировала с нелепым внешним видом Саммела Маронни.
Лактонский экспортер прекрасно осознавал это.
— Будь оно все проклято, Дрейк, но работа у вас здесь просто изумительная. Одеты, словно крупная шишка, а всего и требуется — приятно выглядеть да отдавать честь. Кстати, сколько вам здесь платят?
— Маловато. — Капитан Дрейк приподнял седую бровь и вопросительно посмотрел на лактонца. — Хотел — бы я, чтобы вы попали в мою шкуру на недельку-другую. Тогда бы вы запели не так сладко. Если вам кажется, что угождать жирным вдовушкам и завитым снобам из высшего общества — значит возлежать на ложе из роз, то будьте добры, займитесь этим сами.
Какое-то время он беззвучно ругался, потом любезно поклонился глупо улыбнувшейся ему, усыпанной драгоценностями старой ведьме.
— Вот от этого-то у меня и появились морщины и поседели волосы, клянусь Ригелем.
Маронни достал из портсигара длинную «Карену» и с наслаждением раскурил её. Выпустив в лицо капитану яблочно-зеленое облако дыма, он проказливо усмехнулся:
— Ни разу ещё не встречал человека, который не проклинал бы свою работу, будь она даже такой пустяковой, как ваша, старый седой мошенник. Ах, если не ошибаюсь, к нам направляется великолепнейшая Илен Сурат.
— О, розовые Дьяволы Сириуса! Мне и поглядеть-то на неё страшно. Неужто эта старая карга в самом деле идет к нам?
— Определенно… Неужели вы не счастливы! Все-таки она — одна из богатейших женщин на Сантани и вдова к тому же. Полагаю, мундир их околдовывает. Какая жалость, что я женат!
Физиономия капитана Дрейка исказилась испуганной гримасой.
— Чтоб на неё люстра обрушилась!
Тут он повернулся, и выражение его лица претерпело мгновенную метаморфозу, сменившись глубочайшим восхищением.
— О, мадам Сурат, я уже потерял надежду увидеть вас сегодня ночью!
Плен Сурат, шестидесятилетие которой осталось в далеком прошлом, хихикнула, как девица:
— Ох, оставьте, старый соблазнитель, не заставляйте меня забыть, что я пришла сюда вас выбранить.
— Ничего особо скверного, надеюсь?
Дрейк почувствовал, как волосы на голове медленно встают дыбом. Он уже имел дело с жалобами мадам Сурат. Обычно дела обстояли очень скверно.
— Скверного очень и очень много. Я только что узнала, что через пятьдесят часов мы совершим посадку на Землю… если только я правильно произнесла название.