Иномерники
Шрифт:
– Инопланетян мы так еще и не встретили, несмотря на все поиски, – веско уронила она.
– Это теперь, когда мы вышли в солнце-орбитальный космос, их нет, а прежде замечались объекты весьма странных возможностей. В двадцатом веке, например, зафиксированы сотни тысяч случаев, когда проявлялось что-то, о чем люди могли только гадать. И не только на Земле, но и на Луне, и у других наших планет… В общем, не сбивай, я сам собьюсь.
– Все, молчу.
– Итак, предположим, что существует космическая раса неких разумных, для которых возможны самые невероятные, по нашим сегодняшним
– Интересно, – суховато отозвалась Гюльнара.
– В таком случае вполне возможно допустить, что они и червоточину сделали для нас, к планете, которая нуждается уже в нашем участии, в нашей способности ее исследовать и, возможно, содействовать возникновению там расы разумных. То есть мы с тобой прибыли туда, куда нам следовало прибыть, чтобы по их плану опекать уже следующую расу.
– Ага, понимаю. Ты полагаешь, что если у нас есть наша Луна, то и здесь, у этой планеты, где тоже есть такая… такой вот космодром подскока, найдется кого опекать? Воспитывать даже нашими слабыми силенками тех, кто со временем станет следующим разумным человечеством, способным доразвиться до попытки покорения космоса? – она подумала. – А почему они сами, раз такие всемогущие, не могут их тут опекать? Зачем понадобились мы?
– Можно предположить, что сверхцивилизация, в принципе, утратила способность содействовать развитию примитивных аборигенов. Понимаешь, они отошли от них слишком далеко, слишком переродились в своей эволюции… А вот те, кто только-только выполз из дикости, как мы, как люди, способны на это. – Он вытер лицо, ему хотелось умыться, но и договорить Гюльнаре тоже хотелось. – И тогда следует, что Пачат-гуру был прав: только гуманность является ключом и пропуском в червоточине, иначе бы нас сюда попросту не выпустили, не разрешили бы пройти так, как нам удалось. Ведь одно дело изучать собственную Землю, пусть и в иных зеркалах, и совсем другое – вмешиваться в жизнь новых миров… Это возможно только с благими желаниями.
– Неожиданная идея, но ты всегда этим отличался… Сам придумал?
– У меня были кое-какие мысли, и кажется… В общем, возможно, мы угадали.
– Ты угадал или не угадал, – отозвалась она. И снова вздохнула. – А что будет с нами, с тобой, со мной? В этих условиях нас что же, эти всемогущие подсадят на свои космические машины и доставят домой? Или мы с тобой обречены тут играть роль местных божков? Так у нас нет для этого подготовки, и мы без связи с Землей на самом-то деле ничему их, этих местных, если они есть, научить не сумеем. Наоборот, мы сами должны будем учиться у них выживать…
– Ты правильно выразилась – без связи с Землей… Действительно, для такого дела, которое тут нам, людям, возможно, предстоит, нужны довольно значительные ресурсы. Институты нужны, целые исследовательские программы, многоходовые и отнюдь не самопальные. Нужны…
– Так что с нами?
– Есть еще одна идея. То, что мы сюда прорвались, делает нас участниками этого проекта. По крайней
– Это еще что такое?
– Так, слушай внимательно. Человечество всегда развивалось последовательно, сначала палка для охоты, потом огонь, кремниевый нож, приручение животных… И лишь потом, допустим, волокуши, и затем – колесо. Иначе невозможно. Если изобретаешь колесо прежде одомашнивания тягловых животных, это ничего не даст.
– Допустим, таскать волокуши или даже тележку я могу заставить пленников каких-нибудь или всяких малоценных соплеменников… Но основную твою мысль я поняла. И что дальше, что это за петля открытий?
– А в нашем случае получается вот что. Мы не последовательно приобретаем способность изучать те зеркала Земли, которые лежат за голубым горизонтом, а сначала совершаем прорыв сюда, в эту звездную систему, и лишь потом начинаем изучать зеркала. То есть делаем открытие более высокого порядка, чтобы получить возможность использовать свои способности там. Это и есть ненормальная, ретроградная петля открытий. Ну ты же должна была в планетарной астрономии изучать ретроградные орбиты и циклы?!
– Ты об этом писал свою диссертацию? – подозрительно спросила она. – Ха, или даже три – ха-ха-ха! Кто тебе сказал, что прорыв сюда – открытие более высокого порядка, чем возможность выхода за пределы, ограниченные голубым горизонтом? Может быть, именно сейчас все и развивается последовательно?
– Не знаю, мне так показалось… Все-таки прорыв через червоточину, достижение других миров делает человечество космическим фактором. А изучение зеркал, как бы там ни было, какая-то местечковая возня.
– Тебе просто хочется, чтобы нас спасли, вот и напридумывал… – Она опять вздохнула. – Хотя мне тоже хочется.
Они посидели молча. Ромка перенаправил верньером какой-то из экранчиков на нее, рассмотрел ее лицо и вдруг удивился – она плакала.
И вот тогда… Словно откровение самого космоса, сначала очень издалека, неуверенно, слабо… не громче комариного писка, но бортовой комп каким-то образом, можно сказать – догадался, усилил звук. Они разобрали – на чистейшем русском языке:
– Параскаф из ожерелья миров, Роман Олегович… Гюльнара Сабирова, отзовитесь! Отзовитесь, вас вызывает спасательный модуль.
Оба затаили дыхание. Ромка даже попробовал привстать, но обессиленно опустился в кресло… Потому что этот голос продолжал:
– Вызываем вас. Мы почему-то вас не видим! – И после недолгой паузы, почти с упреком: – Мы тут уже неделю болтаемся, вас встречаем. Да отзовитесь же!
Голос теперь был сильный и ясный.
– Они прошли… Они научились там чему-то и явились сюда, чтобы спасти нас, – произнес Ромка, хотя мог бы этого и не говорить.