Иномерово колесо (ознакомительный фрагмент)
Шрифт:
Было Гореславу десять лет, когда поссорился Гнежко с Горуверской землей. Ездил в поход, да не вышло битвы – постояли дружины друг напротив друга, но порешили миром. Правда, с тех пор удвоил князь дань со всей Северной Полмы, чтобы содержать мечников, нанятых из Полмы Южной. Охраняли южане границы, объезжали владения. Не понимал маленький Гореслав, почему ссорятся люди, не было в нем воинского задора. Гнежко взялся объяснять ему, что такое интересы княжества, да не понял Гореслав толком ничего, только услышал, что в Горуверской земле выдивьи не живут и тут же спросил:
– А почему?
– Князь Гарияр давно закрыл границы для дивьих выродков, – объяснил княжичу Светел. – Потому они все и ползут к нам.
– Потому что у нас хорошо?
– Потому
Не было друзей у Гореслава, кроме дворовых собак. Даже Бранко, младший сын Админы и покойного дяди Лучезара, самый близкий к Гореславу по возрасту, не хотел водится с ним. Прятался от княжича, ускользал, будто птица из рук – не хотелось ему водиться с Гореславом, не хотелось дружить со змеенышем. Но все же повезло княжичу найти себе друга, и было это так.
Однажды сидел Гореслав на ступеньках терема и вытесывал из деревяшки себе лошадку. Был то вечер, промозглый и ветреный, но не хотелось Гореславу прятаться в тереме и прислушиваться к шагам отца. На лавочке внизу уселись сестры Лучеразовны, болтали и хихикали, иногда пели. Больше всего нравился Гореславу голос Милады, старшей сестры. Чистым, глубоким он был, будто колодезная вода, а когда пела Милада, то закрывала глаза. Мимо крыльца проходил хромой выдивий Граб, единственный из оставшихся в живых в детинце. Двое других умерли с разницей в год, но то и неудивительно для дивородков – короткий у них век, не в своих родителей. Граб нес дрова в сторону кухонной клети, волоча ногу медленно и осторожно, но не послушалась она – споткнулся и упал. Громко рассмеялись младшие из сестер Милады, стали показывать пальцами и перешептываться.
Граб, видно было, ушибся сильно, и подняться сразу не мог. Встал тогда Гореслав, было ему тогда десять лет, подошел и протянул руку.
– Давай помогу.
Вскинул тот на княжича глаза, опасаясь: не обманет ли, не насмехается ли? Девицы на лавочке замолкли и следили, что же будет дальше.
– Вставай, чего ты?
И Граб принял руку княжича. Когда поднялся, стал благодарить, стыдливо отводя взгляд. Хоть и был он в два раза старше Гореслава, но в помощи нуждался и отказаться не сумел. Гореслав покраснел и помог Грабу.
– Зря стараешься! И двух шагов не пройдет – снова рухнет! – послышался смех одной из младших Миладиных сестер.
– Ноги что прутья – вот-вот переломятся! – подхватила другая.
Гореслав обернулся и посмотрел на них. На мгновение ему показалось, что и Милада что-то скажет, но та промолчала, внимательно наблюдая за княжичем. Гореслав вложил последнее полено в руки Грабу, и коротко произнес, как отрезал:
– Дуры.
Девицы ахнули и уставились на него с удивлением, потом вроде бы решили заплакать, но тут младшая высунула язык и выкрикнула:
– Выдивий!
– Выползок змеиный! – поддержала вторая сестра и тоже скривила лицо. Тут уж Милада не смолчала, цыкнула на них, а когда обернулась было к Гореславу, чтобы сказать ему что-то, тот уже поднимался по ступеням и вскоре исчез в тереме. Таилась в сердце Милады тайна, и не было никого, кому бы раскрыться. И только княжич порою казался Миладе тем, кто понял бы ее и утешил, как и она его понимала и утешала, когда был он еще совсем младенцем и плакал долгими дождливыми ночами…
С тех пор, встречаясь во дворе или в тереме, Гореслав и Граб украдкой улыбались друг другу. Иногда вечером княжий сын находил выдивья на заднем дворе – тот колол дрова или таскал воду для умывания Миладе и ее сестрам. Тогда Гореслав садился неподалеку и молча наблюдал за Грабом, не мешая разговорами. Несмотря на слабые ноги, руки у Граба были сильными и колол дрова он ловко и быстро.
– Я хожу плохо, спору нет. Но вот стоять – это я умею, – сказал как-то Граб, заметив заинтересованный взгляд. Княжич засмущался и тут же его отвел. – Хочешь смотреть – смотри, княжич, мне не жалко, – улыбнулся Граб. – Все равно скоро на тот свет отправлюсь,
Гореслав удивился этой смелости и больше они друг друга не стеснялись. Постепенно Гореслав стал беседовать с Грабом обо всем, что приходило ему в голову. А Граб работал и слушал и никогда не отказывал в истории. Долго Гореслав присматривался к другу, все боялся – вдруг лукавит? Но уже родился в его затянутой тучами голове вопрос, который требовал ответа, уже не терпелось спросить и выслушать…
– Граб, а скажи…
– Да, княжич?
– А правда, что я от змиулана рожден?
Граб помолчал. Были они в саду за княжьим теремом: Грабу наказали собрать яблок, а Гореслав пришел помогать, ведь он куда ловче лазал по деревьям, чем Граб. Еще одно яблоко упало в мешок.
– Правда то или нет, – медленно проговорил Граб, глядя на плод, который протягивал ему Гореслав. – Не так уж и важно.
– Мне важно. Выходит, я чудами наворожен?
Граб покачал головой:
– Я расскажу тебе одну историю. Запомни ее хорошенько, княжич. В каждой истории есть доля правды, но только тебе решать – слушать ли голос Иномера. Матушка моя была из Горуверского княжества. Жила хоть и бедно, но мирно и счастливо. Но скончался преждевременно ее муж, не смогла расплатиться вдова по долгам, и продали ее. Хозяин ей попался жестокий и злой, и однажды она сбежала. Думала сначала податься в Северную Полму, да только был тогда Застеньград нищим и голодным, куда одинокой беглянке здесь было деваться? Тогда отправилась она пешком, в чем была, в Силяжские земли: попытать там счастья и найти кров. Еле живой от голода и холода нашли ее чуды, отвели в Чудовец, на их языке – Околь. Приняли как гостью, обогрели и накормили. Никто не гнал ее, княжич, пока она была слаба. А ведь кто мог подумать, что чуды готовы давать что-то просто так, не надеясь на выгоду?
Но не может человек среди чудов жить, и пришло время ей двигаться дальше. Объяснила хозяевам, мол, так и так, а сын тамошнего правителя сказал матушке: «Принеси мне самое прекрасное, что есть в Околе, тогда отпущу тебя. А не принесешь – станешь мне женой. Даю тебе три попытки». Долго думала матушка, и наконец принесла чуду свежий хлеб: «Знаю я, что такое жестокий голод. Прекраснее всего в вашей стране корочка хлеба». Но чуд ей ответил: «Не то самое прекрасное в Околе». Тогда принесла моя матушка чистой воды: «Ваши колодцы такие глубокие, что достают до самого Волозарева княжества. Нет прекрасней и чище воды, чем вода в Околе». Но чуд снова покачал головой. Тогда моя матушка принесла ему маленького котенка: «В Околе нет ничего ценнее свободной жизни». Но чуд и тут отверг ее подношение: «Не угадала ты, милая. Принеси мне серебряное блюдце». Пошла матушка за ним, а сама думает: «Как я могла не догадаться? Серебро и золото ценят чуды выше всего». Принесла блюдце, отдала чуду, а тот поднес его к лицу матушки, показал на ее отражение и говорит: «Вот что самое прекрасное во всем Околе». И были бы они счастливы, если бы не отец этого чуда, который запретил сыну брать в жены человеческую женщину. Горевали они оба, плакали в объятиях друг у друга, но пришлось расстаться. Тогда и привела дорога мою матушку в Застеньград, но была она уже не одна, а со мною на руках… Тут и скончалась, едва исполнился мне год от роду.
Граб перенес ведро с яблоками к следующему дереву и продолжил:
– Нет у чудов помыслов наворожить себе выдивьев, не нужны они им. Страшатся они свою кровь человечьей разбавлять, брезгуют. А змиуланы… Нет страшнее врага у чуда, чем змиулан Ящер, самый древний из Волозаревых змиев. Ни один чуд никогда не свяжется со змиуланом и ни один чуд никогда не заключит сделку с Ящером. Так что запомни: чуды навряд ли тебе родичами приходятся, Гореслав.
Крепко задумался княжич после этих слов. День думал и другой думал, но никак не мог осознать услышанного. Если змиулан Кривда – его отец, то с чего это захотел змей себе наследника среди рода человеческого? А самое главное… что теперь делать Гореславу на этом свете?