Иностранец ищет жену
Шрифт:
— Ухлестывают — неправильное слово, Эрих. Ты принуждаешь.
Мужчина нежно заправил ей за ухо прядь.
— А с ним ты, значит, была по доброй воле?
Ей не понравился этот вопрос, и тон, которым вопрос был задан, вызвал в теле женщины дрожь. Но промолчать нельзя!
— Да… тебе ли не знать.
Мужчина погладил её плечо, его рука поползла выше, прикоснулась к её затылку, как раз у линии роста волос. Она ощутила, как его пальцы принялись массировать ей шею. Против воли, София закрыла глаза. Как ни странно, в тот момент его руки не вызывали отторжения,
— Я так устал, София, — признался внезапно Нойман. — Сегодня утром мне сообщили, что скоро мне снова предстоит выполнить важное задание. Я не могу разглашать детали, но назревает еще одна проблема… болезнь. Мне нужно её остановить.
— Остановить болезнь? Разве ты можешь?
— Болезнь — это тоже энергия, София. Все вокруг нас — энергия! Если мне удастся это сделать, во мне накопится сколько избыточной энергии, что придется кого-то убить.
— Меня? — женщина открыла глаза, и наткнулась на полыхнувшие огнем глаза мужчины.
— Нет! Тебе я вреда не причиню. Но кому-то придется, это цена за спасение тысяч людей…
Он положил руку ей на колено. Погладил то ли колено, то ли ткань брюк выровнял.
— А я устал от этого. От убийств устал, словами не передать, как я устал. Дай мне…
— Что?
— … провести этот вечер так, как я хочу — с тобой.
— Почему со мной? — София действительно не понимала. То, что она его Сафрон, ни о чем не говорило, Тамару ведь Эрих так и не полюбил!
— Не знаю, — он погладил её ключицу. — Я не знаю, почему ты, меня просто к тебе… тянет. — Он резко выдохнул, будто слова приносили ему боль. — Тянет так, что хоть ножом режь, чтобы эту тягу пересилить, отвлечь от неё хоть ненадолго!
Согласие
Она не знала, что говорить, как реагировать на его слова.
— Удивлена? — прошептал немец. — Вижу, что удивлена. София… постарайся… постарайся меня понять, и я буду…
Они смотрели друг другу в глаза. Он сомневался, и София не понимала, в чем его сомнение, пока он не сказал слова, которые, казалось, говорить не хотел, которые вырвались против его воли.
— Постарайся меня понять, простить, и я… буду есть у тебя с рук.
— Эрих…
В его глазах было так много всего. Ошибки, страдания, боль, глупость, страхи, и много желания. Прикоснись она к нему чуть более интимно, и он — София было уверена! — отымеет её на этом же столе. Сметет приготовленную им еду, уложит её на стол, и…
Кровь забурлила!
Софие не было страшно. А потому она сделала то, чего от себя прежней не ожидала: склонилась к своей тарелке, наколола на вилку кусок мяса, и поднесла к его рту.
Это был знак, они оба это понимали. Её негласное согласие.
Глаза Эриха вспыхнули. Коротка довольная ухмылка — и он обхватывает кончик вилки губами, при этом неотрывно глядя ей в глаза.
«Согласилась, — говорили эти лукавые глаза, — назад дороги нет».
Хочу
… Они проговорили весь вечер. Когда напряжение немного спало,
Нойман ей советовал сериал про худеющую женщину, её брата-актера, и их родителей. София ему советовала меньше её лапать, так как его шаловливые руки постоянно то поглаживали её ногу, то плечо, и каждый раз ему удавалось замести следы преступления, сделать вид, что это случайность.
София знала Эриха, и в такие случайности не верила.
— София, а ведь ты мне при нашей первой встрече очень не понравилась!
София хохотнула.
— Ты мне тоже…
— А сейчас как? — полюбопытствовал он.
— Сейчас думаю, как бы тебя приручить, и забрать всё твое состояние.
— Вот так ответ! И что ты будешь делать с моим состоянием?
— Тратить, конечно! Часть уйдет на приданое Нюте.
— Кому-кому?
— Моей сестре. Еще часть — на машины.
— А со мной что будешь делать? — спросил Нойман, снова дотрагиваясь до её руки. Вот же хитрый, подумала София, но руку убрала не сразу.
— В смысле? А что мне с тобой делать?
— Ну, мое состояние идет в прикуску со мной, иначе никак.
— Совсем никак? — усмехнулась слегка захмелевшая София. — А как же приданое?
Он при этом тоже делал вид, что вино ударило ему в голову, но она видела, что это не так. Его глаза следили за всем, что она делала, и как она это делала. Ей пришло на ум сравнение — «острый взгляд». Всё, что он делал в тот вечер, было особенно остро, пьянило и сбивало внутренние настройки души.
— София… — он отставил её бокал в сторону, поцеловал её пальцы, пальчик за пальчиком, а затем резко посмотрел ей в глаза, — я хочу тебя…
Желание
Она резко к нему наклонилась, так, что их губы вот-вот — и сольются в поцелуе.
— Я тоже многого хочу… но… желание нужно, — пауза, — уметь сдерживать.
А затем резко дернулась назад, и схватила в руки свой бокал с вином.
Мужчина резко выдохнул. Её представление выбило его из колеи, взгляд был всегда дезориентирован.
— Ты с огнем играешь, — сказал Нойман, — не дергай зверя за усы.
А она и сама понимала, что играет, что зверь не ручной и с ним так нельзя. Не понимала только, зачем и в какой момент у неё возникло подобное желание. Зачем она злит Эриха, того самого, которого когда-то так сильно боялась? Куда делся этот страх? Ведь немец не сделал ничего, чтобы этот страх погасить… или сделал?
Рассказал же он свою историю, приоткрыл тайны.
«А мне-то что до его тайн? — прошептал внутренний голос, — его откровенность не отменяет того факта, что он был ко мне так жесток».
И в то же время глубоко в душе она понимала, что теперь всё изменилось. Она изменилась, и сидящий напротив неё мужчина это интуитивно чувствовал. Раньше вся сила была у него, а теперь…
Теперь София может себе позволить чуть больше. Он ей это позволит. Она не до конца понимала, почему так уверена в своей безнаказанности, но уверенность эта была тверже железа.