Иностранец ищет жену
Шрифт:
А в сне её ждала Сафрон, которая наконец-то рассказала ей правду.
Глава Двадцать Четвертая: Наконец-то, правда!
— Здравствуй, девочка. Вот мы и свиделись.
— Где мы?
Они с Сафрон находились в каком-то баре. Помещение было подвальное, без окон, выдержанное в необычном стиле 20-30х годов.
София осмотрелась: людей вокруг не было. Она увидела барную стойку, множество круглых столиков, обитые бархатом диваны у стен.
— Мы в прошлом, — сказала Сафрон, — в далеком прошлом.
Улыбка
Сафрон заметила, что София ее рассматривает.
— Что, нежели замечаешь во мне что-то новое?
— Кажется, да, — смутилась София.
— Это потому, что вспоминаешь… сама о том не подозревая, вспоминаешь.
— Я не понимаю. Где мы находимся, мы снова в прошлом Тамары?
— Присядем? — Сафрон указала на высокое стройное кресло за барной стойкой. — Вот сюда садись… Нет, мы не в прошлом Тамары, она не имеет к этому никакого отношения. Мы в прошлом другой женщины, которую ты знаешь не хуже, а быть может, даже лучше Тамары. Вспоминай!
— Что я должна вспомнить?
— Что тебя прокляли, моя родная София.
— Но… кто меня проклял?
— Тот, кто тебя убил, конечно.
— Тамару?
— Нет, милая, не Тамару. Смотри внимательно, София. Смотри так, как если бы от этого твоя жизнь зависела.
Внезапно, София услышала музыку, что-то легкое, джазовое. Она обернулась, чтобы понять, откуда звучит мелодия, и поняла, что они с Сафрон больше не одни в этом полуночном баре.
Вокруг были люди, много людей. Они были одеты по моде двадцатых годов, чуть менее нарядно, чем показывали в фильмах, но общие черты легко угадывались.
София хотела было спросить у Сафрон, что всё это значит, но той и след простыл. София резко дернулась — на месте Сафрон теперь сидела другая женщина.
У неё были короткие, красиво уложенные волосы с легким медным оттенком, и пухлые красные губы, что очаровательно складывались бантиком, когда она прикладывала к губам бокал мартини.
У Софии закружилась голова. Она смотрела на эту женщину, и ей отчаянно захотелось заплакать. София её узнала!
Что же она ощутила в тот момент? Боль от потери, о которой и не подозревала. Будто у неё забрали что-то очень ценное, пришли к ней домой, не разуваясь, прошлись по светлым коврам, порезали занавески, сломали мебель.
Она, София, была тем самым домом!
— Её зовут Сабрина, — сквозь шум донесся голос Сафрон. — Ты её не узнаешь… пока, но оглянись, в этом месте есть и другой человек, который тебе очень хорошо знаком.
Сафрон кивнула, и София проследила за направлением её взгляда.
— Господи!
На одном из оббитых синим бархатом диванов сидел Эрих Нойман… и он не сводил пристального взгляда с женщины у барном стойки, той самой, с медной стрижкой и красивыми губами.
— Ты знаешь, кто она?
София знала. Она кивнула, слезы текли по щекам.
— Знаю. Это Сабрина, единственная женщина, которую любил Эрих Нойман.
Сафрон удовлетворенно кивнула. София посмотрела на неё — за это
— Ты догадываешься, о чем я тебе хочу рассказать? — спросила Сафрон.
София с каким-то отчаянием оглянулась. Посмотрела на Эриха. Он её, конечно же, не видел, он никого не видел. Для него в тот момент существовала только Сабина.
— Да, Сафрон, я догадываюсь.
— Пора тебе наконец-то узнать, кто убил Сабрину. Вспоминай!
Эта фраза звучала катализатором, спусковым сигналом, чтобы то ощущение, которое в ней пружинило, наконец-то вышла наружу.
— Господи, это невозможно!
София вспомнила! Это она! Это она была Сабриной!
— Да, София, ты всегда была предназначена для него, а он — для тебя. В первый раз Эриху и Тамаре помешал Марк и самоуверенность Эриха, но в той, другой жизни, ваши чувства прорвались наружу… Вспоминай, кем был для Сабрины этот Эрих!
** ** **
— Ты пока многого не понимаешь… Ты спрашиваешь себя, почему Эрих так резко тебя выгнал, ты спрашиваешь, почему твои воспоминания так сильно отличаются от того, что помнит Эрих. Что ж, скоро ты вспомнишь. Давай же, София, вспоминай лицо своего убийцы!
Сабрина
Сабрина
Lucas King — Liar
Она заметила его сразу, как только он появился в «Ла-Манше» впервые. Ей стало как-то… волнительно. Это было непривычное чувство, и Сабрина постаралась загнать его поглубже, ведь не желала, чтобы огрубелое сердце на что-то надеялось. Надежды всегда заканчиваются разочарованием, об этом она знала не понаслышке.
А потом сама же себя обругала за эту мысль: «Ты теперь свободная женщина, Саби, почему тебе стыдно за собственный интерес к привлекательному мужчине? Да и что плохого в легкой интрижке?»
По одежде, повадкам и другим признакам лощености сразу было понятно, что он в «Ла-Манше» залетная птица. Сабрину тоже в некотором смысле была залетной, и не только она.
Только в такое вот, послевоенное или послереволюционное время бывает так, что бедняк с богачом распиваем за одним столом горячительное. Разве решилась бы Сабрина прийти в эту забегаловку до войны? Да ни за что! А теперь вот, сидит, пьет, курит.
Она почему-то долго не решалась попасться ему на глаза. Первые шесть раз, когда он приходил, и она тоже там была, Сабрина старалась сделаться неприметной. Ей казалось, что она не готова к встрече. Это было странное чувство — желание привлечь внимание мужчины, и одновременно никогда не попадаться ему на глаза.
Она наблюдала, как он флиртует с женщинам, как заказывает им всё, что они пожелают, а потом уходит с ними…
Сабрина была вынуждена признать, что её к нему тянет, поэтому в один из пятничных вечеров (он часто приходил именно в пятницу) она решила одеться пооткровеннее, и нарваться на встречу.