Иной разум. Тетралогия

Ливадный Андрей Львович

– Тут многое изменилось. – Глухо произнес он.

Хоук остановился, затем медленно повернулся к Антону и спросил:

– Есть с чем сравнивать?

– Я вырос тут. – Ответил Светлов, не видя смысла скрывать правду.

– Ты серьезно?

– Серьезно. Правда, тогда это был нищий квартал.

– Верно. – Согласился с ним Энтони. По его лицу промелькнула тень – видно фраза Светлова освежила воспоминания детства. – Что-то я тебя не припомню.

– Мы с тобой в разных возрастных категориях. – Ответил Антон. – Я жил тут тридцать лет назад, когда Цитадель существовала

только в проекте.

– Именно тут? – С нотками недоверия в голосе переспросил Энтони.

– Да. Седьмой этаж, квартира триста семь. Там на подоконнике есть выцарапанная ножом надпись – «Антон», и еще в тайнике, – если никто не нашел его – почти собранный гравиборд, без блока питания.

Хоук несколько секунд размышлял, беззвучно шевеля губами, будто спорил с самим собой, а потом вдруг круто свернул к лифту:

– Проверим, если не возражаешь?

– Не возражаю. – Светлов ощутил щемящее чувство грусти. – Сколько тебе лет, Энтони?

– Тридцать.

– Тогда мы с тобой точно разминулись в пространстве и времени. – С долей сожаления сказал Антон. Мне было восемнадцать, когда я покинул квартал. Сейчас сорок пять.

– Выходит, я мог видеть тебя, когда был трехлетним карапузом?

– А ты тоже родился тут?

– Да. Ты, наверное, в курсе, что пятнадцать лет назад СКАД проводил тотальную зачистку города от «неблагонадежных элементов»?

– Слышал. Мне в ту пору было не до внутренних новостей. Война…

– Понятно. Нас «вычистили», что стало с родителями – до сих пор не знаю.

– А сам как?

– Как все. Получил контроллер – Хоук коснулся мягкой заглушки импланта, – был определен в школу для трудных подростков, потом… – Он как-то странно усмехнулся, – потом бежал, во время атаки хитваров на Цитадель, когда те пробили защиту СКАДа, и вырубили сеть. Вернулся сюда…

– И чем вы тут занимаетесь?

– Сказать честно?

– Ну? – Светлов вышел из лифта, и остановился, как раз между разговорившимся Энтони, и до боли знакомой дверью.

Сознание как будто застыло между прошлым и настоящим.

– Мы живем. С точки зрения СКАДа – нас нет. Но на самом деле мы есть. Вот такой парадокс, понимаешь?

– СКАД знает о вас, раз посылает отряды зачистки. И вы чем-то раздражаете его.

– Ты сейчас подумал о киборгах?

Антон кивнул.

– То были испытания.

– Откуда знаешь?

– Ну, выжить на технических уровнях сложно, а мы, как ты заметил, не прозябаем. Машины вообще для чего созданы? Чтобы помыкать нами, или служить людям?

– Изначально они создавались, чтобы освободить людей от рутинных работ, – ответил Антон. – Но потом, что-то пошло не так…

– Вот видишь. Тебе это понятно. И нам тоже. Мы берем от сети все, что необходимо, в том числе и информацию, но не позволяем ей помыкать нами. Это сложно. Иногда приходиться действительно рисковать собственной шкурой, но тут ты не найдешь желающих отдать свою жизнь виртуалке, проспать все, думая, что живешь.

– Так вы и есть то самое «сопротивление»?

– Нет. – Покачал головой Энтони. – Ты что-то путаешь, Светлов. Мы не ставим перед собой никаких целей. Просто живем, вне системы, и назло ей. Имеем

приличные тачки, гоняем по городу, взламываем некоторые подсистемы, чтобы элементарно питаться, но повторяю: мы не считаем себя преступниками. И никто из парней не станет на колени перед набором микросхем, чтобы благодарить за пищу и тепло. Было бы куда уйти, – давно свалили бы отсюда, можешь поверить. А киборгов и особо рьяных копов, мы мочили и мочить будем.

– Почему?

– Потому что они не люди, Светлов. Либо изделия системы, либо ее рабы.

– Ну, не обобщай. – Ответил Антон, толкнув не запертую дверь.

* * *

В квартире никто не жил. Здесь ничего не изменилось с той поры, как восемнадцатилетний Антон покинул ее, завербовавшись в кадетский корпус колониальной пехоты. Разве что потускнели покрытые тонкой пленкой промышленных выбросов окна, да на предметы скромной меблировки лег толстый слой пыли.

Хоук подошел к подоконнику, и, не церемонясь, смахнул локтем слой времени , открывая взгляду выцарапанную в нетленном пластике надпись: Антон.

Светлов чувствовал, что свидание с прошлым дается ему тяжело. Взгляд на компьютерный терминал разбудил мысли о Дане, самодельная подставка напомнила про ИПАМ, на душе стало неуютно, словно он только сейчас окончательно понял сколь велика пропасть между голодным, но свободным мальчишкой и капитаном Светловым, который потерял два десятилетия жизни в бессмысленной борьбе и странном мороке: с одной стороны стойкий, беспощадный к врагу офицер, с другой собиратель древностей, творец грез, а по существу – действительный раб системы, опутанный по рукам и ногам тенетами виртуального мира, и не долгом, а ненавистью, к чуждым созданиям в мире реальном.

Выходит, что стоящий подле него Хоук в своих поступках был намного честнее?

– Ну, показывай тайник. – Нарушил его мысли голос Энтони.

Светлов присел, легко снял часть не закрепленного плинтуса, одним движением отсоединил отделочную панель стены, за которой открылась неглубокая ниша, в которой лежал гравиборд.

Чувства вновь подступили к самому горлу удушливым спазмом.

Где же я потерял свою свободу, перестал скользить , упиваясь ощущением драйва, и превратился в угрюмого защитника обреченного города?

Там… Там среди чуждых пониманию руин, когда таяла надежда, а на ее место приходила слепая ярость, позже не переосмысленная, а лишь перерожденная в ненависть. Там ты перестал жить…

Хоук некоторое время смотрел на самодельный «грав», а затем внезапно спросил, будто между ними не было никакого разговора по пути сюда:

– Так зачем ты вернулся?

Хороший вопрос.

Светлов не мог на него ответить. «Просто жить» он уже не сможет. Бороться с системой, и не дай бог победить ее, – значит убить десятки тысяч людей, которые зависимы от СКАДа, как тяжело больной зависим от аппарата искусственной вентиляции легких и висящего над головой мягкого резервуара капельницы.