Иной разум. Тетралогия
Шрифт:
Чужой медленно проскрежетал в ответ:
— «Понимаю».
— Степан, отпусти ему одну руку, — приказал Лозин, выключив переводчик.
Булганин ослабил хватку, освободив левое запястье ксенобианина.
Тот медленно потянулся к сенсорным «усам», при этом на четырехпалой ладони выступило какое-то клейкое, резко пахнущее вещество.
Гибридная система доступа тут же отреагировала на прикосновение: в напряженной тишине ожидания внезапно раздался отдаленный гул заработавших механизмов, и спустя некоторое время створки дверей автоматически разъехались
— Заходим все, — приказал лейтенант, первым шагнув в лифт.
Судя по кнопкам, имеющимся на панели управления, бункер располагался в пяти подземных горизонтах.
— Нижний уровень исключен, — произнес Логинов. — Там реактор и системы жизнеобеспечения. Жми на четвертый, командир. Не ошибешься.
Лозин склонялся к такому же решению, но его с самого начала беспокоила и настораживала покладистость ксенобианина. Действительно Чужой так опасался за собственную жизнь или система их ценностей все же отличается от человеческой?
«Она должна отличаться», — подумал Иван, и тут же его рассудок подсказал возможный вариант ответа: внизу, на командном уровне, их ожидает ловушка. Вне всякого сомнения, ксенобианин осведомлен о том, что творится ниже, и он наверняка сопоставил количество людей с таящейся в глубине угрозой. В таком случае его поступками руководил не страх, а логика. Очевидно, ксенобианин не сомневался, что люди будут уничтожены, и тем самым внезапно возникшая проблема найдет свое быстрое разрешение.
— Всем приготовиться… — вслух подытожил лейтенант свои мысли. — На выходе из лифта нас ждут. Щадить только людей и аппаратуру. В остальном разрешаю действовать по обстановке. Главная задача — захватить центральный зал управления. Степан, свяжи его, — он взглядом указал на Чужого. — Пусть полежит в лифте.
Булганин молча исполнил приказ, в то время как бойцы заняли позиции: первая пара — Багиров и Долматов, припав на колено, изготовились к стрельбе, сзади их страховали Логинов и Зотов, ксенобианина уложили у задней стенки лифта, и Лозин, переглянувшись со старшиной, коснулся кнопки четвертого уровня.
Двери сомкнулись, и кабина стремительно пошла вниз.
Люди…
Люди с оружием в руках стояли по ту сторону открывшихся дверей, и это вызвало шок…
Пальцы в первое мгновение немели на спусковых сенсорных кнопках, не в силах послать разящую наповал смерть в одутловатые человеческие лица. Как много должно было измениться в давно очерствевших душах десантников, чтобы они на доли секунд замешкались при виде вооруженных людей…
Разве не они несколько лет назад проливали кровь в различных «горячих точках» земного шара, занимаясь безжалостной борьбой с себе подобными?..
Каждый из находящихся в лифте бойцов давно прошел свой личный ад, примирив разум и душу с необходимостью осознанного убийства, но на поверку оказалось, что между прошлым и настоящим
«Вот почему ксенобианин так легко допустил нас в лифт…»
— Они шунтированные! — успел выкрикнуть Логинов, прежде чем первые пули с грохотом ударили внутрь кабины, прошивая навылет облицовочный пластик и спрятанную за ним трехмиллиметровую сталь…
— Ублюдок!.. — Падая, старшина умудрился пнуть скорчившегося на полу лифта Чужого.
Жуть накатила и тут же отхлынула, словно звонкий, рассыпчатый грохот прошибаемого металла, глухой перестук падающих гильз и разлетающаяся в стороны пластиковая щепа подействовали на разум, как ледяной душ…
Первыми в себя пришли Паша и Андрей — они находились всего в двух шагах от стрелявших, и крик Логинова воздействовал на них, словно удар спускового механизма…
Испытание судьбой.
Тест на человечность.
Пули летели поверх голов десантников — стрелки из насильно подчиненных чуждой воле людей получились скверные, но куда делись машинальные ответные реакции профессиональных бойцов? Ведь так легко было выбить из дверного проема негаданных противников одной безжалостной автоматной очередью…
Иван не успел ничего приказать — Багиров и Долматов, не сговариваясь, резко вскочили под пулями и, не сделав ни одного ответного выстрела, заработали прикладами, оглушая, отбрасывая в сторону преградивших дорогу людей.
Логинов и Зотов бросились следом, вырвавшись из тесной кабины под визгливый аккомпанемент рикошетящих пуль, — автоматы били снизу, сквозь пол решетчатого балкона, опоясывавшего весь периметр центрального зала управления.
Последними из лифта выскочили лейтенант со старшиной.
У Ивана на миг помутилось в глазах, когда он увидел Багирова. Тот сидел у стены, зажимая рукой входное пулевое отверстие, его броня превратилась в исковерканное, опаленное кевларовое рубище…
Реальность дробилась перед глазами, распадаясь на тягучие секунды…
…Долматов стрелял, поставив автомат на одиночный огонь. С пальцев Андрея капала кровь, а в напряженной позе угадывалась нечеловеческая боль, которую испытывал в эти мгновенья взводный снайпер…
…Логинов уже добежал до лестницы и работал прикладом, расчищая путь.
…Сержант Зотов, прихрамывая, боком двигался по балкону, посылая вниз частые одиночные выстрелы…
Секунды… — самые прихотливые, капризные отрезки субъективного времени, они то растягиваются в гулкую вечность, то вновь срываются в бешеный темп мимолетных мгновений…
— Бить по ногам! — выкрикнул Лозин. — Долматов, назад! Старшина, займись ранеными!
— Я справлюсь… — прохрипел Багиров, зубами вскрывая зажатый в окровавленной руке индивидуальный пакет. — Идите…
Иван метнулся вперед по узкому решетчатому балкону. Пули гнались за ним, били в стену, оставляя на ней уродливые выщербины, одна с силой ударила в плечо, едва не сбив лейтенанта с ног; он покачнулся, и в этот миг его взгляд внезапно охватил всю панораму простирающегося внизу огромного помещения.