Иной Сталин
Шрифт:
Оказалось, что численность намеченных жертв свыше пяти тысяч определили семеро: А. Икрамов – Узбекская ССР, 5441 человек; К.М. Сергеев – Орджоникидзевский (бывший Ставропольский) край, 6133; П.П. Постышев – Куйбышевская область, 6140; Ю.М. Каганович – Горьковская область, 6580; И.М. Варейкис – Дальневосточный край, 6698; Л.И. Мирзоян – Казахская ССР, 6749; К.В. Рындин – Челябинская область, 7953. Сочли, что число жертв «троек» должно превысить 10 тысяч человек, уже только трое: А.Я. Столяр – Свердловская область, 12 ООО; В.Ф. Шарангович – Белорусская ССР, 12 800, и Е.Г. Евдокимов – Азово-Черноморский край, 13 606 человек. Самыми же кровожадными оказались двое: Р.И. Эйхе, заявивший о желании только расстрелять 10 800 жителей Западно-Сибирского
Но 11 первых секретарей – четверть всех, принявших на 11 июля новые правила игры, практически отписались, определили для своих регионов число тех, кому намеревались установить либо высшую меру наказания, либо высылку, в пределах тысячи человек. Вполне возможно, это были те, кто уже был арестован и ожидал суда.
Однако к концу июля положение радикально изменилось: Ежов (или его помощники) свел воедино данные о намечаемых массовых репрессиях, полученные уже практически из всех регионов страны. И, несколько скорректировав, сделал их руководством к действию местных управлений вверенного ему НКВД [562] :
562
Труд. 1992. 4 июня.
Таблица эта явилась составной частью приказа Н.И. Ежова по НКВД от 30 июля 1937 г. «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». И хотя составившие ее цифры еще не позволяли получить полные, исчерпывающие данные, ибо не содержали сведений по девяти регионам страны, они оказались все же более чем показательными. Уже определили число будущих безымянных жертв в ЧЕТВЕРТЬ МИЛЛИОНА ЧЕЛОВЕК, свидетельствуя, что намеченная акция обернется невиданными ранее, воистину массовыми репрессиями.
Ну, а сами «лимиты» по союзным и автономным республикам, краям и областям подтверждали: исходят они, полностью опираются на те, что изначально предложили первые секретари, мало чем отличаются от последних, а если и меняются, то лишь в незначительных пределах, от 700 до 2000, да и то в сторону снижения. Как и в начале месяца, цифры эти выглядели откровенно произвольными, явно случайными, надуманными, о чем, помимо прочего, говорили удивительные совпадения величин «лимитов» по ряду регионов, далеко не всегда схожих по численности населения, экономическим и социальным условиям. Например, для Башкирской с населением в 3,1 млн. человек, и Бурят-Монгольской – 0,5 млн. человек – автономных республик.
Столь же несомненно, что готовившиеся массовые репрессии сохранили свою прежнюю направленность.
«Материалами следствия по делам антисоветских формирований, – беззастенчиво фантазировал Ежов, в первом абзаце приказа ссылаясь на нечто не существующее в природе, – устанавливается, что в деревне осело значительное количество бывших кулаков, ранее репрессированных, скрывшихся от репрессий, бежавших из лагерей и трудпоселков. Осело много в прошлом репрессированных церковников и сектантов».
Под всеми ими нарком, так же как и первые секретари, имел прежде всего в виду крестьян, уже отбывших наказание по указу от 7 августа 1932 г. либо досрочно освобожденных по решению ПБ, а также тех, кого в свое
Лишь затем нарком добавил к крестьянам политических противников, в годы революции и гражданской войны выступавших против советской власти – открыто, на поле боя, либо в органах власти, провозгласивших независимость Украины и Белоруссии, Грузии, Армении и Азербайджана, Бухары и Хивы. Тех самых, кого предельно легко можно было обнаружить самым излюбленным Ежовым способом – простым прочтением анкет и автобиографий, ибо все они, вновь становившиеся «врагами», хотя не так давно были помилованы той же советской властью, не скрывали, да и не могли скрыть свое прошлое.
«Остались почти нетронутыми в деревне, – многозначительно отмечал Ежов, опять же помещая всех новоявленных противников лишь в сельскую местность, – значительные кадры антисоветских политических партий (эсеров, грузменов (грузинских меньшевиков – Ю.Ж.), дашнаков, мусаватистов, иттихадистов), а также кадры бывших активных участников бандитских восстаний, белых, карателей, репатриантов».
Пришлось Ежову дать четкое определение тех, кого вот уже месяц относили к весьма расплывчатой категории «уголовников». Приказом устанавливалось: «Уголовники (бандиты, грабители, воры-рецидивисты, контрабандисты-профессионалы, аферисты-рецидивисты, ското-конокрады), ведущие преступную деятельность и связанные с преступной средой… находящиеся в лагерях и трудпоселках и ведущие в них преступную деятельность».
Не довольствуясь даже таким поистине всеобъемлющим перечнем «новых врагов», объявил нарком и о том, что репрессиям подлежат еще две значительные по численности группы граждан СССР:
«Семьи, члены которых способны к активным антисоветским действиям. Члены такой семьи с особого решения тройки подлежат выдворению в лагеря или трудпоселки. Семьи лиц, репрессированных по 1-й категории, проживающие в пограничной полосе, подлежат переселению за пределы пограничной полосы внутри республик, краев и областей. Семьи репрессированных по 1-й категории, проживающие в Москве, Ленинграде, Киеве, Тбилиси, Баку, Ростове-на-Дону, Таганроге и в районах Сочи, Гагры, и Сухуми (регионе, где находились правительственные дачи, – Ю.Ж.) подлежат выселению из этих пунктов в другие области по их выбору, за исключением пограничной полосы».
Так Ежов определил объект карательной акции. Определил он и время ее проведения:
«Приказываю – с 5 августа 1937 г. во всех республиках, краях и областях начать операцию по репрессированию бывших кулаков, активных антисоветских элементов и уголовников. В Узбекской, Таджикской и Киргизской ССР операцию начать с 10 августа с.г., а в Дальне-Восточном и Красноярском краях и Восточно-Сибирской области – с 15 августа с.г.».
Завершить же акцию органам НКВД следовало через четыре месяца, к 5-15 декабря [563] . Именно тогда, когда предполагались выборы в Верховный Совет СССР. Таким образом, массовые репрессии обязательно должны были сопровождать, создавая угрожающий фон, всю избирательную кампанию – и выдвижение кандидатов, и агитацию в их поддержку, и сами выборы. При всем желании подобную временную накладку двух столь значимых событий как случайное совпадение расценить невозможно. Не может возникнуть ни малейшего сомнения в том, что карательная операция и задумывалась как предельно жесткое средство, позволявшее воздействовать на выборы и добиться в ходе их вполне определенных, заведомо необходимых ее организаторам результатов.
563
Там же.