Иной
Шрифт:
Когда тебя будет королевская стража, то не надейся, что тебе принесли в постель кофе и булочку. Это я уже по опыту знаю.
Так и вышло.
Стражники принялись меня ловить, размахивать мечами, ругаться. Ну что вы, господа, здесь же дама! Где ваша культура? Зачем так грязно браниться?
Убегать я умел. Опыт имелся огромный. От разъяренных торговцев с рынка, от дозорных с вышек, от сторожей винных погребов, от собак, в конце концов. Так что тут они меня не сделали.
Прыжок в сторону, уход от летящего на тебя стражника, кувырок, еще прыжок.
Коридор, длинный, как молитва перед ужином. Не дождался конца, бросился в первую попавшуюся дверь.
Мамочка дорогая, где же я сегодня ночевал? Кругом ковры, картины, гобелены, богатые убранства.
И золото. Золото. Золото. Всюду. Канделябры, дверные ручки, подставки, светильники. Аж дух захватило.
И ваза, будь она неладна.
Прямо посреди зала. Фарфоровая, пурпур с серебром, тонкая работа, мастеров старой школы, я в этом толк знаю. За такую можно выручить полсотни, а то и всю сотню, если как следует поторговаться.
Пройти мимо я не смог. Схватил находку и рванул опрометью.
Тяжелая, зараза такая, ваза эта! Неудобная. И так ее схватишь, и эдак, а она все равно во взмокших руках выскользнуть норовит. Словно нарочно.
Оставалось пройти еще пару проходов и меня бы уже никто не догнал – сиганул бы я в окно и поминай как звали.
Да не вышло.
Прямо навстречу выскочил здоровяк с таким чугунным крепким лбом, что хоть поросят об него убивай. Выскочил – и прямо на меня.
Я даже затормозить не успел, вместе с этой вазой и налетел на него. Ему то с его лбом хоть бы хны, а мне фаянсом этим проклятым хорошо досталось.
Очнулся уже в кандалах. Лицо все в крови, голова раскалывается, тело стонет. Без рукоприкладства здесь явно не обошлось.
И самый главный из стражников глядит так мерзко на меня сверху вниз, лыбится беззубым ртом. Радуется, сволочь.
А потом и вовсе самое интересное началось. Баба то эта оказалась не простой. Знатная особа. Жена младшего брата короля. Я и сам не ожидал такого поворота. Короля то я знаю, да хранят его от всех невзгод боги. И брата его младшего пару раз на фестивалях вина примечал. А вот жену его не удалось лицезреть. Так бы я конечно… хотя кого я обманываю? Если бы даже и знал я тогда, в том трактире, что это такая высокая особа, не уж то ли отошёл в сторону? Нет, конечно. Выпито было достаточно, и меня уже было не остановить.
В общем, суд состоялся быстро. Без лишних свидетелей (оно и понятно, никому не охота, чтобы о таком позоре узнали посторонние) провели процесс. Судья, потрясывая рыжими усами, словно таракан, огласил вердикт. За совращение представителей королевской семьи – смертная казнь. И молотком по столу – бамс!
Прощай, Харпер Тень, великий плут и вор, о ком на улицах Валонии уже слагали легенды. Нет тебе больше места в этом скорбном жестоком мире.
Десять шагов от камеры до коридора. Тридцать пять шагов – до выхода на улицу. Двести восемьдесят восемь шагов до центра площади, где установлен помост. Четыре ступеньки на сам помост. Два шага до
– Полагается последнее слово, – сказал прокурор, смахивая с носа жирную муху. – Скажешь что-нибудь?
– Что? – погрузившись в свои мысли, я даже не расслышал, что он произнес.
Взгляд мой был приколот большой сапфировой брошью, которую надел по такому случаю прокурор под свою сутану, и которая сейчас выглядывала из складок. Манит, чертовка, своим блеском. Эх, не были бы связаны руки, можно было бы легко ее стащить. Красивая штучка. Подарил бы ее жене брата короля. На память.
– Слово последнее будешь говорить? – раздраженно переспросил прокурор.
– Не буду, – ответил я.
Прокурор явно тянул время, видимо не желая выглядеть в глазах толпы глупо из-за поломки виселицы. И потому предлагал что-нибудь сказать уже после того, как палач неудачно дернул за рычаг.
Помогать прокурору я не собирался.
– Вешай меня или отпускай на все четыре стороны, раз не можешь сделать даже этого!
– Что?! – прокурор вновь выпучил глаза.
Щеки его налились нездоровым румянцем, покраснели даже уши.
– Да я тебя…
Еще один удар, прямо под ребро. Знает куда бить, паскуда. Аж дух перехватывает.
– Ну, долго еще там? – опять крикнули из толпы. Кто-то отчетливо пробубнил: «сапоги чур мои!».
– А ну заткнись! – рявкнул на него прокурор. – Иначе сам на его место пойдешь!
Смельчак тут же замолк.
– Все, починил! – весело крикнул палач. – Ворона, растуды ее, в шестерни попала, вот и заело механизм! Гнездиться пернатые стали, где придется, чтоб им пусто было.
Палач гордо продемонстрировал дохлую птицу.
– А тут же ведь еще вон какая штука – на этом месте раньше плаха стояла, растуды ее, ошметков разных много сметом забрасывало под помост. Вот птицы и вьются в поисках пропитания…
– Заткнись! – устало произнес прокурор. – Просто дерни рычаг – и разойдёмся уже.
Палач затряс головой.
А мне вдруг стало страшно. И тот страх, что был до этого, оказался просто детской шалостью. Внезапно я отчетливо представил как эта сальная, пахнущая потом и кровью, веревка, затянется у меня на шее, как станет тяжело дышать, а потом и вовсе не получиться сделать даже глотка воздуха. Ощутил, как станет тяжело и дико больно от того, что тело давит вниз и тем самым само себя душит. Ощутил ужас. Боль. Тьму, медленно смыкающуюся вокруг меня.
Это же смерть! Меня сейчас убьют! Боги, неужели это все на самом деле?!
Краем глаза я видел, как палач подходит к огромному похожему на черенок от лопаты рычагу.
Потом приоткрывает немного край маски и смачно плюет себе на ладони.
С сопением растирает руки, хватается за рычаг.
С сиплым выдохом «э-эх!» дергает его на себя…
Лязгнули шестеренки, и пол под моими ногами со скрипом распахнулся.
Глава 2