Insider. 1
Шрифт:
— Кто-нибудь слышит меня? Я здесь! Помогите! — снова надрывая связки, сипло кричу я, и мой голос отражается от стен, давая понять, что я нахожусь в просторном пустом помещении. Возможно, это какой-то склад или заброшенный цех завода, которых немало в пригороде. И я не в Кливленде, иначе были бы слышны звуки автострады.
Может быть, все-таки дело в выкупе...
Только безумец решился бы похитить жену мэра в людном парке на глазах у многих свидетелей для того, чтобы увести ее черт знает куда и там убить. И почему приставленная охрана не сработала? Или не было никакой охраны?
А что, если это Нейтон? Откуда мне знать, как избавляются от неугодных жен в семействе Бэллов?
Нет, я брежу. Нейтон последний,
Внезапно новая волна ужаса окатывает меня с головы до ног, я даже забываю, что пару минут назад хотела в туалет. Даже пальцы на руках и ногах немеют, сердце с бешенной силой бьется о ребра, в то время, как я сама почти перестаю дышать, обращаясь в слух. Я слышу шаги, уверенные, размеренные, неумолимо приближающиеся. Злоумышленник один. Но даже с ним одним я не справлюсь. Я застываю, вжимаясь спиной в кресло, чувствуя, как холодный пот выступает на лбу и подмышками. Черт бы побрал строгие и закрытые узкие платья из плотной ткани, которые я обязана носить, чтобы случайно не скомпрометировать своего супруга цветастыми татуировками по всему телу.
За оставшиеся секунды до неминуемого столкновения, я хаотично пытаюсь выработать стратегию поведения. Черт, да я прекрасно знаю, как вести себя в такой ситуации, но страх сильнее, он блокирует разум, логику, он превращает меня в жалкую трясущуюся и потеющую трусиху, не способную бороться за свою жизнь. Мне нельзя показывать в какой панике я нахожусь, и уж точно крики и истерики не помогут понять, есть ли у меня шансы выбраться из этой заварушки с минимальными потерями.
Скрип несмазанных петель раздается где-то совсем близко, в каких жалких метрах от меня, и снова шаги, но теперь они звучат четче, гулко разбивая тишину, наполняя меня суеверным ужасом. Я не могу ничего с собой поделать, и жалко всхлипываю, ощущая негативные вибрации, исходящие от человека, который приближается ко мне, твердо ступая по полу тяжелыми ботинками, под которыми скрипит песок.
— Пожалуйста… Мой муж заплатит выкуп, — жалобно пищу я, совершая распространенную ошибку жертв, которые подверглись похищению. Нельзя умолять, это может разозлить преступника, спровоцировать его на насилие. Если ему нужны деньги, он заговорит сам. А если… Боже, я вздрагиваю, словно только что получила ожог всего тела, когда меня пронзила мысль, которая не приходила раньше. Возможно, я намеренно гнала ее от себя, надеясь на обычное похищение ради выкупа.
Я вдруг осознала, в каком именно положении нахожусь. Не в состоянии души, пребывающей в агонии ужаса и страха, а именно — в положении тела. Я сижу в кресле, мои руки привязаны к подлокотникам. Судорожное дыхание срывается с губ, когда неизвестный останавливается в нескольких шагах от меня. В памяти мелькают обрывки уголовных дел, о которых пестрили заголовки газет в разные промежутки времени.
{Две женщины, погибшие женщины...} Разница только в том, что у них не были завязаны глаза, но что мешало убийце снять повязку перед тем, как он закончил с ними?
{О черт, если это он...}
Почему я никогда не верила, что это может быть он?
Меня сотрясает крупная дрожь, и я издаю невнятное мычание, когда ощущаю прикосновение пальцев в кожаной перчатке к своему подбородку. Жестко обхватив его, мужчина поднимает мое лицо, и я не могу встретить, но ощущаю его взгляд на себе, тяжелый, пронзительный, убивающий меня взгляд. Сила и уверенность, исходящие от его тела сокрушают меня, превращая в пепел все мои теории и предположения.
— Скажи мне, что это не ты… — шепчу я едва слышно, но уверена, что он понял.
{— Расскажи мне, что ты чувствуешь, Лиса.}
И я цепенею, застываю, каменею, мгновенно лишаясь возможности дышать, слышать и воспринимать реальность. Запястья, перетянутые веревкой, начинают
ГЛАВА 2
{— На твоей планете, — сказал Маленький принц, — люди выращивают в одном саду пять тысяч роз... и не находят того, что ищут...
— Не находят, — согласился я.
— А ведь то, чего они ищут, можно найти в одной-единственной розе...}
Антуан де Сент-Экзюпери
Пять лет назад.
[Рэнделл.]
— Ответь мне, Рэн! Мать, твою, скажи хоть что-нибудь, — я слышу над собой рокочущий голос Роббинса, доносящийся до меня, как через слой ваты. Пытаюсь сфокусировать взгляд на лице адвоката, но ничего кроме вращающихся вокруг меня темно-серых стен камеры ничего не вижу. Сердце отбивает бешеный ритм, одежда насквозь пропитана холодным потом, мелкая дрожь сотрясает тело и одновременно я чувствую частичное онемение конечностей. Но это даже не самое страшное. Можно ли побороть то чувство, которое является твоим главным оружием, главным козырем в игре, правила которой были установлены много лет назад и доведены до абсолютного совершенства? Я бы не смог достичь и толики того, что имею, если бы не знал на собственном опыте, каким мощным и сокрушительным может быть это чувство. Но сейчас именно оно управляет мною, заполняет разум, как кислота, сжигающая все попытки сопротивления. Черт, я ощущаю, как очередной спазм сжимает желудок, и я тянусь к пластиковому тазику, чтобы добавить туда порцию желчи. Все остальное вышло из меня еще вчера, если, конечно, я не запутался во времени.
— Окна открой, — скрипучим голосом прошу я.
— Перриш, это невозможно, — отвечает Мартин. — Ты, вообще-то, в камере предварительного заключения. Мне стоило немалых усилий договориться со следователем, чтобы тебя перетащили в более комфортную, если так можно сказать о камере.
— Перетащили? — хрипло уточняю я, чувствуя, как новый приступ удушья сжимает легкие. После нескольких попыток мне удается втянуть немного воздуха.
— Да. Ты не мог идти. Вырубился, как только заперли дверь. Они прислали тебе своего медика, который посоветовал вызвать судебного психотерапевта, но я категорически отказался. У тебя клаустрофобия?
— Да, — киваю я через силу, пытаясь приподняться. Головокружение усиливается и опять я тянусь за тазиком, не чувствуя своих рук, и пытаясь абстрагироваться от ощущения кружения пространства. Я долбаный андронный коллайдер, разгоняющийся до скорости света.
— Дерьмово, Рэн. Это можно, конечно, использовать, но еще несколько суток тебя все равно тут продержат. Диагноз есть? Имеется в виду официальное заключение?
— Нет.
— Дерьмово, — повторяет Мартин. Будто я сам не знаю, в какой заднице оказался. В прошлый раз было не так хреново, но тогда меня держали несколько часов.
— Мне нужно, чтобы ты подтвердил алиби. Без этого никак, — сообщает он официальным тоном.
— Я ее не убивал…
— Да знаю я, — кивает Мартин. Лицо адвоката двоится, но я по-крайней мере вижу его более четко, чем минуту назад. Красные и белые искры все еще мелькают перед глазами, что вызвано кислородным голоданием и резким сужением сосудов. Приступ медленно отпускает, но может усилиться в разы, если я не выберусь отсюда в ближайшее время.
— Пусть откроют окна. Там же решетки. Мне просто нужен воздух. Шеф полиции Райт… Позвони ему, — прерывисто говорю я, пытаясь вдохнуть глубже.