Инспектор и ночь
Шрифт:
— Я ведь тебе говорил, что здесь плохо, — смущённо ответил Клод.
В ту минуту ему самому казалось, что начни они свою совместную жизнь здесь, всё распадётся с самого начала. Они решили искать квартиру.
Отец Жаклин сразу согласился на их брак. Он был железнодорожником.
— Железнодорожник или шофёр, — говорил он, — какая разница? Одно и то же. А те, у кого есть деньги, просто шарили в чужих карманах. Чем больше денег, тем больше шарили. Я-то знаю.
Мать ничего не говорила. Клод понимал, что она молчит, потому что несогласна. Порой он даже сочувствовал
Но подыскать квартиру всё не удавалось. Квартиры, конечно, сдавались, но те, что им предлагали, были невероятно дороги.
— Не отчаивайся, — говорила Жаклин. — Поищем ещё немного. В крайнем случае мы можем поселиться и у тебя.
И он успокаивался. Комната, хотя и без окна, на худой конец была выходом из положения.
Потом Жаклин перевели в другой магазин, в центре. Она была хорошей продавщицей и заслуживала повышения. Но теперь они уже не могли обедать вместе, читать объявления о квартирах и говорить о своих делах. Оставались вечера, но пока Жаклин возвращалась из центра, переваливало за восемь. Они ходили в кино или сидели с родителями, потому что каждый день невозможно было ходить в кино. Клода смущали и старики, и разговоры Жаклин:
— Если бы вы только видели, какие нарядные дамы приходят в магазин! Не поверишь, что такие сами могут делать покупки! В норковых шубках, в туфлях из крокодиловой кожи…
— Подумаешь, норка. Ерунда, — бурчал железнодорожник. — Одежда, как я полагаю, должна согревать, а не бросаться в глаза.
— То, что ты думаешь, не имеет значения, — отзывалась мать. — Одежда и твой синий халат — не одно и то же. Если Франция прославилась на весь мир, то как раз благодаря туалетам.
— Ишь ты, — злился отец. — Больно ты знаешь, чем она прославилась. Твои туалеты носят только воры, их только на ворованные деньги и покупают.
— Для тебя все воры, кроме таких оборванцев, как мы.
Клод молчал и неловко вертелся на своём стуле. Ему казалось, что в семейной распре скрыт совсем иной смысл, что всё вертится вокруг него, что старик, в сущности, хотел сказать:
«Не забивай себе голову глупостями, дочка. Знай своё место».
А старуха, в свою очередь, как бы возражала:
«Пусть она идёт своим путём. Больно нужен ей твой шофёр».
Клод украдкой глядел на Жаклин, чтобы понять, улавливает ли она смысл этого диалога. Но Жаклин целиком находилась во власти впечатлений прошедшего дня.
— Перед самым закрытием вошла одна. Если бы ты только видела, мама, как она была одета! Пальто табачного цвета из верблюжьей шерсти, высоко поднятый воротник…
Впереди машины задвигались, но Клод сразу понял, что не сделает более десяти метров. Однако ему не удалось продвинуться вперёд на пять. Едва тронувшись с места, автобус снова встал.
Клод опять стал думать о Жаклин. В сущности, это было излишне. Всё равно ничего не вышло.
Сначала всё шло, как и прежде. Потом
Клод говорил себе, что, возможно, он и дурак, но не настолько, чтобы не понимать, что квартал Опера не то, что окраина. В магазине вертятся богатые пожилые господа, да и молодые тоже, из тех, что не прочь встретиться с хорошенькой продавщицей. Продавщицы в таких магазинах всегда молоды и красивы, а их любовь стоит дешевле любви манекенщицы или артистки кабаре.
«Какой-нибудь из этих мерзавцев вскружил голову и моей, — думал Клод. — И если ещё не имел её, то будет иметь. Чего ж легче, Жаклин только о туалетах и мечтает».
Он знал, что не стоит Жаклин. Она слишком красива для шофёра и имеет право на многое из того, чего у него нет. Он чувствовал себя виноватым и беспомощным. Что он мог сделать и что мог предложить ей, кроме своей тёмной комнатушки!
— Скажи, ты меня больше не любишь? — спросил Клод как-то вечером, когда они выходили из кино.
— Боже мой, Клод, оставь эти смешные вопросы!
Через несколько шагов она добавила, несколько смягчившись:
— Разумеется, люблю, но разве ты не видишь, что в наших отношениях нет перспективы? Даже самой маленькой. Ты и квартиры найти не можешь.
«Выход на худой конец всё же есть — моя комната», — подумал Клод, но вслух сказал:
— Я продолжаю искать. Сегодня узнал, что можно найти возле Сен-Дени.
— Да, но когда? Ты ведь столько месяцев уже ищешь…
— Когда мы увидимся? — спросил Клод, когда они прощались.
Ему хотелось сказать: «Увидимся ли мы завтра?» — но в последний момент он не решился.
— Да, только не на днях. Мы готовимся к рождеству, и я страшно занята.
Клод чувствовал, что конец недалёк, он не понимал, что он, в сущности, уже пришёл. Жаклин больше не искала встреч с ним.
Как-то вечером они случайно столкнулись возле бистро. Было холодно, и Жаклин куталась в мягкое жёлтое пальто из верблюжьей шерсти.
— Да это никак Клод! — остановила она его, несколько смешавшись, и протянула ему руку.
Тоже смущённый, он попытался улыбнуться и робко посмотрел на неё. Но она выглядела далёкой и недоступной, эта Жаклин в пальто с высоко поднятым воротником, модно причёсанная, источающая аромат незнакомых духов…
Немного помолчав, Клод произнёс почти без упрёка:
— Значит, у тебя всё же появилось это верблюжье пальто…
— Да, — сказала она, — скопила немного денег и купила. А ты что делаешь?
— Ничего. Что я могу делать? Ничего.
Так они расстались. Потом он видел её ещё раз, последний, но это было издали, через витрину…
Колонна снова тронулась. На этот раз Клод заранее включил скорость и ждал, когда можно будет «выжать» сцепление. Автобус, почти прилипнув к идущим впереди машинам, проехал перекрёсток и остановился на бульваре Орнано.