Инспектор Лосев
Шрифт:
Потом мы со Светкой еще долго, обнявшись, шепчемся в передней.
Утром я появляюсь на работу в приподнятом настроении. Игорь уже сидит за своим столом, уткнувшись в какую-то бумагу. Вид у него невыспавшийся и угрюмый. Представляю, какая ему была вчера выволочка. Он еле здоровается со мной, словно и я чем-то причастен к его неприятностям.
– Слушай, старик, – говорю я, пытаясь его хоть немного отвлечь и рассмешить, – ты знаешь, что от тебя пахнет чужими духами, оказывается?
– Иди к черту, – мрачно советует Игорь.
– Ну, ну. Зачем же так? – миролюбиво
В этот момент в комнату заходит Валя Денисов.
Он, как всегда, невозмутимо и учтиво здоровается, потом протягивает мне уже знакомую таблицу. Я замечаю, что пустая вчера вечером графа сейчас почти вся заполнена. Но я не успеваю ее просмотреть, у меня на столе звонит телефон.
– Товарища Лосева можно? – просит незнакомый женский голос.
– Слушаю вас.
– Это Екатерина Осиповна говорит… Вы у нас вчера были… в гостинице…
– Да, да! Слушаю вас, Екатерина Осиповна. Здравствуйте.
– Тут письмо пришло… Ну, этому… который уехал… Вообще-то мы переслать обязаны… но я все-таки вам раньше… вы же интересовались… – сбивчиво говорит она.
– Правильно, – отвечаю. – Мы получим разрешение прокурора и возьмем это письмо. Вы его не отсылайте.
Итак, рабочий день начался, обычный наш рабочий день.
Валя едет за письмом. Кроме того, он везет особый пакет в наш научно-технический отдел. Там прочтут оттиск записки, полный ее текст. А я звоню нашему следователю Саше Грачеву, ведущему дело Мушанского.
После этого я успеваю посмотреть новые записи в таблице Вали Денисова. Там указаны фамилии, адреса и даже места работы собеседников Николова из четырех городов, не хватает только абонента из неизвестного мне городка Пунежа. Четверо же установленных людей весьма интересны.
Однако свои размышления мне приходится прервать, ибо сначала возвращается Валя. Он не успевает даже передать мне письмо, полученное в гостинице, что-то при этом сообщить, как дверь снова распахивается, и появляется футбольный тренер Виктор Сбокий. Я звоню Саше Грачеву, после чего инструктирую Виктора. Опознание Мушанского мы решили провести официально, по всей форме.
И вот в одной из комнат вдоль стены выстраиваются четыре человека, среди которых и Мушанский. Все четверо приблизительно одного возраста, роста, сложения, все, как и Мушанский, без бороды и усов, без очков, темноволосые. Тут же присутствуют и двое понятых – случайные посетители отдела, у которых нашлось время ненадолго задержаться.
Мушанский, как мне кажется, обеспокоен предстоящей процедурой, хотя внешне это не особенно бросается в глаза, он насторожен и едва заметно хмурится. Когда все наконец готово, мы просим зайти Виктора.
Он пристально вглядывается в стоящих у стены людей. Я сгораю от нетерпения, стараясь ничем, конечно, этого не показать. Минуту длится напряженная тишина, и, наконец, Виктор, насладившись всеобщим вниманием к своей особе, с усмешкой произносит:
– Узнаю вот этого гражданина.
И указывает на Мушанского. Тот равнодушно пожимает плечами.
– Могли бы и побыстрее, – говорит он. – Я, например, вас сразу узнал.
Вскоре процедура опознания
– Возражаю. Устал и время обедать.
Но я прекрасно понимаю, почему он возражает. Дело тут не в усталости и не в обеде. Просто ему, видимо, надо обдумать возникшую ситуацию, которая имеет для него, очевидно, какое-то значение. Ну что ж, пусть обдумывает. И Саша Грачев вызывает конвой. Мы с Валей возвращаемся к себе.
Прежде чем вскрыть конверт и прочесть письмо, я спрашиваю Валю:
– Ты что хотел мне сказать?
– В гостиницу опять приходил тот человек, которому Екатерина Осиповна давала сердечные капли. Помнишь?
– Конечно. И что же?
– Екатерина Осиповна сообщила ему о письме. Он предложил свои услуги, чтобы переправить его Николову. Екатерина Осиповна ответила, что они сами его отправят. И тогда он предложил за письмо… сто рублей. Представляешь?
На какой-то миг Валю даже покидает его обычная невозмутимость.
Я достаю конверт. Обратного адреса на нем нет. Почтовый штемпель места отправления неразборчив. Приходится прибегнуть к лупе. И мы с трудом разбираем название города. Это уже что-то новое.
– М-да…
Я качаю головой и с обычными предосторожностями вскрываю конверт. Письмо оказывается коротким и непонятным.
«Привет! Хорошо, что ты мне сообщил, где остановился. Письмо мое должно тебя застать. Ты очень нужен. Тетя опасно заболела. Не знаю, что делать. Дядя Петя».
– Знаем мы этих теть, – желчно замечает Валя.
– В том-то и дело, что мы их не знаем, – возражаю я. – И вообще их, как правило, не существует.
– Вот именно, – подтверждает Валя. – Запросим и этот город?
– Придется.
Я с сомнением качаю головой. Этот город не вызывает у меня почему-то доверия. Валя предполагает, что Николов, скорей всего, уехал к дяде Пете, который без него не знает, что делать. Но мне это кажется сомнительным. Ведь письмо не застало Николова. И отправлено оно всего три дня назад, следовательно, только тогда и возникла необходимость в его приезде, и «тетя заболела» только тогда.
Я внимательно перечитываю последнюю графу в Валиной таблице. С кем же разговаривал Николов? В Одессе – с некой Галиной Остаповной Кочергой, продавщицей комиссионного магазина. В Ростове – с Леонидом Васильевичем Палатовым, начальником отдела капитального строительства завода. В Ленинграде – с Орестом Антоновичем Сокольским, заместителем директора одного из промторгов, в Куйбышеве – с Олегом Ивановичем Клячко, врачом городской поликлиники. А вот в маленьком неведомом Пунеже срочный и короткий разговор произошел неизвестно с кем, на междугородной станции абонент оказался почему-то неотмеченным. Как это получилось, телефонистки не могли Вале объяснить. «Случается», – сказали они. Может быть, так оно и есть, ведь тысячи разговоров проходят через них, всякая возможна случайность. А может быть, это не случайность? Тогда что же? Работа приучила меня не доверять случайностям. В этой механике надо будет разобраться.