Инспектор-призрак (сборник)

Хайнлайн Роберт Энсон

— Если бы я не видел собственными глазами… Ты заработал два ответа.

Курт с любопытством взглянул в отсек.

— Ну ладно, я их починил. Теперь объясни, для чего они нужны?

Озаки вкратце объяснил, и на лице Курта отразилось изумление. Он разбирался в приборах и прочем оборудовании, но ему и в голову не приходило, что их можно применять.

Переваривать эту новую идею было нелегко.

— Если бы я не видел собственными глазами… — медленно проговорил он.

Да, когда он вернется домой, будет что рассказать!

Домой… Курт вспомнил о насущной проблеме — определить, где он сейчас находится.

— Как далеко от гарнизона? — спросил он.

Озаки быстро подсчитал в уме.

— Примерно две световые секунды.

— А в километрах?

Озаки еще раз занялся устным счетом.

— Где-то шестьсот тысяч. Если хочешь, могу вычислить точную цифру.

У Курта отвисла челюсть. Не может быть! Даже Имперский Главштаб не может располагаться так далеко! Он попытался перевести километры в дневные переходы отряда, но тут же обнаружил, что не в силах. Он понял, что запутался и должен собственными глазами посмотреть, где же он очутился.

— Как выйти наружу?

Озаки показал на воздушный шлюз в дальнем конце отсека.

— А что?

— Хочу на пару минут выйти прогуляться, а то никак не соображу, где мы находимся.

Озаки не поверил своим ушам.

— Слушай, что у тебя на уме? — раздраженно спросил он.

Теперь настал черед Курта удивляться.

— Да ничего. Я хочу понять, где нахожусь и в какой стороне находится гарнизон. Я хочу вернуться.

— Долго же тебе придется идти, и погода не очень теплая, — засмеялся Озаки, нажал кнопку, которая управляла лучевым экраном иллюминатора.

— Взгляни.

Курт увидел пустоту, черно-фиолетовое ничто с далекими светящимися точечками, похожими на булавочные головки. Он вдруг почувствовал себя страшно одиноким, потерянным в черной безграничности. Не было ни низа, ни верха. Голова у Курта закружилась, иллюминатор куда-то поплыл. Он почувствовал, что еще секунда — и он потеряет рассудок. Он закрыл глаза ладонями, отшатнулся, попятился на середину каюты.

Озаки вернул шторку экрана на место.

— Производит впечатление поначалу, а?

В голове Курта всегда имелся своеобразный автоматический компас. Как бы далеко он не забирался, стрелка всегда указывала точно на родной гарнизон. Теперь, первый раз в жизни, стрелка вращалась беспомощно. Неприятное чувство. Он обязан сориентироваться!

— В какой стороне остался мой гарнизон? — взмолился Курт.

Озаки пожал плечами.

— Где-то там. Не знаю, где именно на планете находится твой гарнизон. Я засек тебя уже в пространстве.

— Где там? — повторил Курт.

— Попробуешь еще разок наружу выглянуть?

Курт сделал глубокий вдох и кивнул. Пилот открыл бортовой иллюминатор и показал, куда смотреть. В черной пустоте плыл большой зеленовато-серый шар. Он казался неподвижным. Курт ничего определенного не рассмотрел, но

на помощь пришел спутник планеты, плывший сбоку. Рельеф его поверхности был знаком Курту не хуже собственного лица, только вид они имели небывало ясный и четкий. Сколько ночей во время охотничьих экспедиций всматривался Курт в эту серебристую сферу, плывущую среди облаков.

Поверить в это казалось невозможным, но другого выхода не было!

Когда Курт повернулся к Озаки, на его побледневшем лице играли желваки. Тысяча вопросов горячими иглами пытали мозг.

— Где я? — сурово спросил он. — Как я здесь очутился? Кто ты такой? Откуда ты взялся?

— Ты на борту космолета, — сказал Озаки. — Это двухместный разведчик. И больше ни слова от меня не добьешься, потому что у тебя еще много работы. Начни вот хотя бы с этого микропроектора. Чертова перечница сгорела как раз во время дознания по делу об убийстве нашего комиссара. Кто-то вставил плутониевую ленту в его автобритву, и комиссару оторвало голову. Я просто с ума сходил, так хотелось узнать, кто же это был!

Курт достал инструменты из ремонтного набора и послушно присел у проектора.

Три часа спустя они обедали. Курт успел починить пищевой автомат, и Озаки смаковал синтебифштекс. Впервые за время полета у синтебифштекса был вкус настоящего синтебифштекса, когда он с наслаждением наколол на вилку последний восхитительный кусочек, корабль дернулся. Озаки бросило на стену, прижало. На секунду наступила темнота, потом светильники на потолке мигнули, загорелись снова. Озаки медленно поднялся, с опаской потрогал здоровенную шишку на затылке. Шишка пульсировала и становилась больше. Настроение у пилота не стало лучше, когда он увидел Курта. Курт сидел за столом, как ни в чем не бывало, отрезал новый ломтик пирога.

— Надо было сгруппироваться, — непринужденно сказал Курт. — Конвертор вышел из фазы, было слышно, как мощность нарастает. Значит, нужно приготовиться, сгруппироваться, может, у тебя со слухом не все в порядке? — заботливо поинтересовался он.

— Во время еды не разговаривают, это невежливо, — фыркнул Озаки.

В ту же ночь конвертор вырубился полностью. Озаки спал сном младенца и еще несколько часов ни о чем не подозревал. Его, мягко тряся за плечи, разбудил Курт.

— Эй! — Озаки уткнулся лицом в подушку.

— Эй! — Голос стал громче. Пилот зевнул, с трудом открыл глаза.

— Свет потух. Это серьезная неисправность? — спросил голос.

Смысл сказанного дошел, наконец, до Озаки, и рывком сел. Он поморгал. Света не было. В отсеке было непривычно, неестественно тихо.

— Великий Боже! — воскликнул Озаки и бросился к пульту. — Энергия отключилась!

Он ударил по стартеру — никакого результата. Конвертор заклинило замертво. Озаки покрылся испариной. Он на ощупь отыскал переключатель аварийных батарей. И снова никакого результата.