Инстинкт гнева
Шрифт:
Виктор сделал несколько шагов назад, а затем в сторону, чтобы оказаться на виду у Мартова, но адвокат уже закончил беседовать с полковником и скрылся из поля зрения. В какую из машин он уселся, сыщик не заметил. Белый «Виано» и черный «Порше-Кайенна» одновременно развернулись и покатили друг за другом по направлению к Варшавскому шоссе. Туманов рефлекторно схватился за телефон, но вспомнил, что сказал Островский, и оставил мобильник в кармане.
«Гейм овер, аборт миссии, конец фильма. Конспираторы! Что же вы тут ищете на самом деле? Ну не маньяка же! Мелковато это как-то. Только если
Виктор проводил машину адвоката взглядом и побрел в противоположную сторону. Если честно, он был не прочь поставить на странной истории жирный крест, но ему не нравился финал. Какой-то скомканный и неопределенный. Виктору не давала покоя мысль, что его подставили, только он об этом не знает и не узнает, пока не придет время. Но когда оно придет, будет поздно что-либо исправлять, вот в чем штука. Согласиться на такой расклад Туманов никак не мог, ему требовалась полная определенность. Рисковать своей шеей — так уж знать, ради чего рискуешь.
Определенный план действий пока не созрел, поэтому Туманов просто снова остановился неподалеку от группы зевак, негромко обсуждающих главную тему дня, и прислушался. Версий выдвигалось много, но под все был загодя подведен один знаменатель: никто из любопытствующих не верил, что делу дадут ход. Да и в том, что дело будет заведено, подавляющее большинство сильно сомневалось. Несчастный случай — это максимум, и то лишь потому, что сделать вид, будто вообще ничего не произошло, уже не получится.
— Ночью бы точно дело замяли, — выдвинул предположение кто-то из толпы. — А так… гляди, начальства понаехало, как молдаван на стройку.
Туманов взглянул в ту сторону, где недавно беседовали милицейский полковник и адвокат. К «Шкоде» подрулили «гаишная» «Волга», темно-серый джип и еще один «уазик». Да, начальства собралось явно больше, чем того требовала ситуация. Хотя, бывает и больше. Виктор присмотрелся и безошибочно определил, что на джипе приехали сотрудники прокуратуры, одного он знал лично. Но больше всего сыщика заинтриговал другой факт: сержант из первого «бобика» что-то докладывал полковнику, исподтишка посматривая в сторону Туманова. Нет, возможно, он косился на кого-то другого, толпа вокруг собралась приличная, но Виктору казалось, что милиционеры обсуждают именно его персону. Вот и полковник обернулся, прищурился и окинул внимательным взглядом физиономии местных бездельников.
Туманов на всякий случай отвернулся и медленно побрел в прежнем направлении. Скрывать ему было нечего, но чутье почему-то подсказало, что убраться подальше сейчас будет наилучшим вариантом. Что за паранойя, черт ее знает!
— Слышь, алло, командир, — Виктора дернули за рукав. Сыщик остановился. К нему тотчас протиснулся знакомый тип в засаленной кепке. — У тебя это… ну, вино еще осталось?
— Может быть, — Виктор узнал в нем первого за сегодняшний день свидетеля. — Отойдем?
Он кивком указал на ближайшие кусты.
— Ну, можно, — тип покашлял и, озираясь, двинулся впереди Туманова.
— Что скажешь? — когда они выбрались из толпы, спросил Туманов.
— Так это, ну, налей,
Виктор снял с плеча сумку, достал ополовиненную бутылку и выполнил его просьбу, от щедрот плеснув в пластиковый стакан больше половины. Информатор залпом опрокинул «вино» в глотку, поморщился, утерся рукавом и торопливо закурил.
— Вон Еремей-Сраный сидит, видишь? — просипел он, сделав пару затяжек. — Лысый, в куртке такой синей.
— Рядом с мусорным баком?
— Ну да, он. У тебя, брат, курить есть?
— Ты же куришь, — Туманов усмехнулся.
— Так последняя. Или червонец займи.
— Держи, — Виктор бросил ему пачку «Явы» и двинулся к Еремею.
Почему этому дядьке дали обидное прозвище, Туманов понял еще за пять метров: несло от Еремея, будто от навозной кучи. Зато он не стал отнекиваться и, казалось, даже обрадовался, что к нему проявил интерес целый сыщик. Туманов, представляясь, не уточнил, из какой он конторы, но Еремею это было не важно. Сыщик, и ладно. Аванс в виде пачки сигарет и стаканчика «белого вина» он тоже воспринял не как подкуп, а вроде как «свидетельский гонорар». Судя по остаткам знаний, Еремей когда-то был неглупым мужиком. Туманов воодушевился и присел рядом со свидетелем. Его даже перестал смущать запашок.
— Ходишь тут, ходишь, — Еремей закурил и блаженно прищурился. — Я давно тебя приметил, на. Менты в жопу послали, да?
— Говорят, несчастный случай.
— Ага, случай, на, — Еремей хрипло рассмеялся. — Дремучий. Им-то чего, лишняя морока, и только, на. А так все гладко, на, «случай», и все дела. Всем выгодно.
— Кому это «всем»? — удивился Туманов.
— Ну-у, всем, — Еремей обвел широким жестом окрестности. — Всем.
— Чем этот Странный всем не угодил?
— Чем, чем, — Ерема помотал головой. — Хрен его знает, чем. До позавчерашней ночи никому не мешал, на. А потом слухи поползли, что нечисто что-то со Странным, на. Про маньяка слыхал небось?
— Странный и есть маньяк? — удивился Туманов. — В смысле — был.
— «В смысле» ему, — проворчал Еремей. — Чего перебиваешь, на? Слушать хотел, ну так слушай, на, не перебивай. Будешь слушать-то?
Туманов молча подлил ворчуну водки. Еремей мгновенно подобрел и продолжил уже спокойнее:
— Маньяк не Странный, это точно. Этот зверь вообще не из наших. Люди видели, как он на белом фургоне приезжал и уезжал. Да не раз видели, на, я от всяких слышал, и от гулящих, и от домашних. Ох, и боятся тут этого зверя! Страшно боятся, на. Все, даже лбы эти в кожанках. Он, говорят, каждую безлунную ночь окрест бродит, на, и если кого повстречает, то обязательно убьет. И одолеть его невозможно, на, даже пуля не берет.
— Ну а Странный тут при чем?
— Поговаривают, что Санек, ну Странный то есть, был его слугой, подбирал жертв, — Еремей выплюнул окурок и потянулся за новой сигаретой. — Наводчиком был. Потому и кинули его под трамвай, на.
— Эти парни кинули, спортсмены?
— А вот это неизвестно, на. Да и если б было известно, тебе толку никакого. Своих нигде не выдают, на. И ментам выгодно, чтоб маньяк без подручных остался. Достал он всех — хуже нет. Такой район был! Теплый, тихий. А теперь… страх, и только.