Инстинкт гнева

Шалыгин Вячеслав Владимирович

— Ни то и ни другое. Ограничитель внутри нас, Виктор Алексеевич. Хамелеоны тут ни при чем. Табу на абсолютную власть формировалось веками и теперь сидит в нашем подсознании крепче анкерного болта.

— Более-менее понятно, — сказал Туманов, но, переведя осоловелый взгляд на Калинина, поспешно добавил: — Только я не понял, зачем тут Паша, кроме моральной поддержки новоиспеченного члена клуба бессмертных? Зачем вы меня «посвятили» в его присутствии? Ведь он теперь слишком много знает.

Чесноков вновь загадочно улыбнулся и выпустил пару-тройку густых колец дыма. С вишневым ароматом он явно переборщил, надо было добавить в табачную смесь побольше простых сортов. Может, и сам попроще бы стал, а то сама загадочность. Туманов перевел

взгляд на Островского. Вот он оказался не таким, как думалось сыщику вначале. Нормальный мужик, без «звездных» замашек. Тоже с приколами, но в разумных пределах. Не пыжится, как языческий божок, и не пускает дым колечками. Человек, одним словом. Хоть и богатый.

Поскольку Чесноков не спешил с ответом, инициативу опять взял в свои руки его «богатый, но человечный» подчиненный.

— Он поможет нам вытащить девицу из подвалов госбезопасности и поймать на эту приманку ее брата, — пояснил бригадир.

— Откуда? — Туманов встревоженно обернулся к Павлу: — Что за дела, полковник?! Ты же обещал, что не выдашь ее! Почему она не в деревне у твоей Бабы- Яги, а на Лубянке?! За сколько ты ее продал, и меня заодно?!

— Стоять, гнедой! — Калинин поднял руку. — Никого я не продавал. Ты сам виноват. Надо было или вообще не ехать со мной, или оставаться в сельской местности и не высовываться. Зачем ты поперся в город автостопом?

— Я же… хотел выяснить…

— Не ты один. Думаешь, Федотову было трудно вычислить, из какого леса ты такой красивый вышел на шоссе? Он взял твою подружку через два часа после вашей встречи. И скажи спасибо, что первым ее нашел майор. Кое-кто… — Павел взглянул на мастера, — мог упаковать ее туда, откуда уже не вытащишь.

— А брат… куда делся? — Туманов остыл. — Почему приманка?

— Сбежал наш ветеран, — Павел хмыкнул. — Только его и видели. То есть, наоборот, не видели, поскольку Хамелеона в боевом режиме разглядеть невозможно. Вот нам и нужно теперь достать его сестрицу да посадить на место сыра в мышеловке.

— А кроме тебя этим заняться некому? Зачем тебе знать такие опасные тайны? Или… ты у Цеха на секретном довольствии?

— Отчего же на секретном? На обычном, как все. Я тут давно отираюсь, Витя, очень давно, — Павел коротко откашлялся. — Только в этой стране лет семьсот прожил. Все тайны изучил вдоль и поперек.

Он виновато усмехнулся и развел руками.

— И ты, Брут? — Туманов вздохнул и налил себе еще коньяка.

— Джонатан.

— Очень приятно, — Виктор покачал головой. — Куда только кадровики ФСБ смотрели, когда тебя на работу брали? Ну, и зачем вам враги? Чтоб грохнуть?

— Нет, — снова ожил мастер. — Девица нужна нам для дела. Внутреннего, семейного. А братец… для страховки, чтобы она не отказалась помочь.

— Врете, граждане, — Виктор покачал головой. — Братец вам нужен не для этого. Вы слишком его боитесь, чтобы оставлять в живых.

Мастер снова взял паузу. Видимо, обиделся. Теперь Туманова это не смутило. Он обернулся к Островскому и уставился на него в ожидании ответа.

— Мы и девушку боимся, — просто ответил бригадир. — Хамелеоны очень сильны. Их нельзя оставлять без присмотра. Стоит им взять след бессмертного, готовьте некролог. Той ночью, в лесу, их отец вовсе не собирался помогать мне, своему заклятому врагу. Но в отличие от дочери, по неопытности легко поддавшейся инстинкту гнева, отец умел контролировать свои эмоции. Вот почему он не добил раненого врага. Он хотел проследить за мной и вычислить всех членов нашей общины.

— Он же отошел от дел.

— Кто откажется от ухи, если рыба сама запрыгнула в котел?

— А почему мне доверилась Женя? Что с ее инстинктом? Временно отключился?

— Видимо, инстинкт гнева у этой юной особы вступил в противоречие с другим, не менее сильным инстинктом. Она в вас попросту влюбилась, уж простите за прямоту.

— Хм… А…

— А брат попытался продолжить дело своего предка и через сестру, а затем через тебя

выйти на нас, — ответил вместо Островского Джонатан. — Выйти, сам понимаешь, чтобы уничтожить. Вот почему девица непременно должна оказаться в наших руках. Обычные люди могут упустить Хамелеона, и все начнется снова. Да еще как начнется. Этот экземпляр куда талантливее своего папаши. Он даже маскируется вдвое лучше: не только в невидимку может превратиться, но и чутье обмануть. Я ведь его на руках из дома выносил, потом два часа в одной машине ехали — ничего не учуял. Талант!

— Тем более, где гарантия, что вы их не грохнете?

— Рассудите здраво, — вновь вступил в беседу мастер. — Если они последние из врагов — а этому существуют доказательства — есть ли смысл их убивать? Пусть живут себе. Под присмотром. Вдруг понадобятся для дела?

— Вам нужен палач?! — осенило Туманова.

— Вы догадливы, Виктор. — Чесноков нахмурился. — Да. Нужен. Ведь он единственное Абсолютное Оружие против бессмертных. Я понимаю, звучит это не очень, но такова реальность, приукрасить ее невозможно. Получив в свое распоряжение эффективное оружие, Совет Цеха автоматически превратится в реальную силу, способную навести порядок внутри самого Цеха.

— «Датское королевство» точит вековая гниль? — усмехнулся Туманов.

Мастер вновь запыхтел трубкой, будто надеясь, что вместо него скользкую тему опять продолжит Островский или Джонатан, но бригадир и разведчик промолчали. Видимо, не имели мандата на откровения такого уровня.

— Да, к сожалению, мы несовершенны, — наконец нехотя признался Чесноков. — Вы успели познакомиться с несколькими из лучших представителей Цеха, но нас гораздо больше, и почти треть подвержена худшим порокам. И это еще одна причина, по которой Совет сам не лезет в мирские дела и запрещает делать это рядовым членам Цеха. Гнев Создателя обрушивается не только на выродившихся смертных, но и на бесполезных Вечных. Возможно, это вовсе не кара, просто такова Высшая логика, но, возможно, человечество не выполнило какую-то божью задумку, и мы, как его контролеры — бездарные и беспечные, — получаем наказание вместе с подконтрольными людьми. Как знать?

— А ваши враги получают эту же пилюлю как бездарные контролеры бессмертных, — Туманов загнул палец, — а тот, кто стоит еще выше, получает пенделя за Хамелеонов, а еще кто-то…

— Продолжать бессмысленно! — мастер раздраженно махнул рукой. — И так все ясно. Но главное в том, что мы все, сколько бы нас ни было в этой иерархии, сейчас находимся в положении динозавров. Мы — тупиковая ветвь, и рано или поздно мы вымрем, как это ни парадоксально звучит, поскольку не справились со своей миссией. А не справились потому, что так ее и не разгадали.

«Все, как я и думал, — промелькнула мысль у Туманова. — Расплата за невыполненную сверхзадачу, но какую?»

— Простите, мастер, но я думаю, все не настолько унизительно, — осмелился возразить Островский. — Мы отработали программу, заложенную в биосферный компьютер «Земля», и теперь просто должны закрыть все «окна», чтобы очистить ресурс для новой программы.

— Что-то мне ваше настроение не нравится, — хмурясь, прервал их Туманов. — Вам еще жить да жить, а вы уже киснете.

— Это для людей «жить да жить», а для нас краткий миг, только растянутый на века, — Островский удрученно вздохнул. — Вы не представляете, Виктор, как это мучительно — жить внутри вечного темпорального парадокса. Как много всего укладывается в бесконечный миг, и как быстро это все мелькает: столетие, другое, третье. Я помню, как римляне распинали рабов-христиан, и вот уже христиане сами жгут язычников на кострах. Вспоминаю, как бряцали латами конкистадоры, и почти сразу в ушах звучит «Хайль!». Опомниться не успеваешь, а уже новая эпоха. Иногда я даже завидую простым смертным, им не кажется, что жизнь — это хаотичный калейдоскоп. Для них в жизни есть смысл, поскольку она укладывается в нормальный ход времени и имеет конечный пункт. Точку прибытия.