Институты, институциональные изменения и функционирование экономики
Шрифт:
Мы, живущие в современном западном мире, считаем, что жизнь и экономические процессы подчиняются писанным законам и правам собственности. Однако даже в самых развитых экономиках формальные правила составляют небольшую (хотя и очень важную) часть той совокупности ограничений, которые формируют стоящие перед нами ситуации выбора; несложно увидеть, что неформальные правила пронизывают всю нашу жизнь. В повседневном общении с другими людьми — до- ма, за пределами семьи, на работе — наше поведение в огромной степени определяется неписаными кодексами, нормами и условностями. В основе неформальных ограничений лежат формальные правила, но далеко не всегда последние служат очевидным и непосредственным источником ситуаций выбора в нашем
То, что неформальные ограничения важны сами по себе (а не просто как дополнение к формальным правилам), очевидно из того, что одни и те же формальные правила и/или конституции в разных обществах имеют разные проявления. Дискретные институциональные изменения, например, революции, военные завоевания или захваты противниками, приводят, безусловно, к новым системам формальных правил. Но интересно (хотя на это редко обращают внимание, особенно сторонники революционных изменений), что, несмотря на полное изменение формальных правил, общества упорно сохраняют старые элементы. Японская культура выжила в условиях американской оккупации после Второй мировой войны; американское общество после революции осталось во многом таким же, как и в колониальные времена; евреи, курды и огромное множество других групп сохранились в течение многих веков вопреки бесконечным изменениям их формального статуса. Даже русская рево- люция — самая, возможно, полная из известных нам формальных трансформаций — не может быть понята до конца, если мы не разберемся в вопросе выживания и упорного сохранения многих неформальных ограничений.
Откуда берутся неформальные ограничения? Они возникают из информации, передаваемой посредством социальных механизмов, и являются частью того наследия, которое мы называем культурой. Способ, которым сознание перерабатывает информацию, зависит “от способности мозга к обучению путем программирования мозга одним или несколькими тщательно структурированными языками естественного происхождения, которые способны служить кодами для восприятия, установок, моральных (поведенческих) норм и фактической информаций’ (Йоханссон, 1988, с. 176). Культуру можно определить как “передачу, путем обучения и имитации, от одного поколения к другому знаний, ценностей и других факторов, влияющих на поведение” (Бойд и Ричерсон, 1985, с. 2). Культура с помощью языка задает концептуальные рамки для кодирования и интерпретации информации, которую предоставляют мозгу наши чувства.
Идеи, которые являются предметом рассмотрения в этой главе, в основном опираются на утверждение, сделанное в главе 3, о том, что переработка информации — это ключ к пониманию более сложных моделей поведения, вытекающих из модели ожидаемой полезности. Но в той главе главное внимание было уделено вопросу о неполноте информации и, следовательно, необходимости институтов для структурирования человеческих взаимоотношений. В данной главе мы сосредоточимся на том, каким образом культурный фильтр обеспечивает непрерывность, благодаря которой неформальные решения проблем обмена, найденные в прошлом, переносятся в настоящее и делают прежние неформальные ограничения важным источником непрерывности в ходе длительных социальных изменений.
I
Я начну с изучения человеческого взаимодействия, в котором нет никаких формальных правил. Как сохраняется порядок в обществе, не имеющем государства? Антропологическая литература весьма обширна, и хотя многие антропологические выводы небесспорны, они не только имеют важное значение для исторических исследований и анализа вопросов поддержания порядка в первобытном обществе, но и могут быть полезны для изучения неформальных ограничений в современном обществе. Опираясь на классическое исследование Эванс- Притчарда о племени нуеров, Роберт Бэйтс в 1987 году писал по поводу неформальных ограничений:
Эванс-Притчард с удивлением отмечает, что вопреки угрозе воровства и столкновений, нуеры
Далее Бэйтс описывает, как выплата вознаграждения другим членам племени за причиненный ущерб, а также боязнь внутренних раздоров способствуют порядку внутри племени. Он отмечает, как эти формы сотрудничества вписываются в современную теорию игр. Они помогают избежать одноразового варианта “дилеммы заключенного”, в котором игроки решают применить насилие, в результате чего ухудшается благосостояние каждой семьи в составе племени. Вместо этого разыгрывается итеративный вариант дилеммы, и угроза внутренних раздоров подталкивает семьи к тому, чтобы соблюдать порядок и воздерживаться от угона скота у других семей. Самое важное — в том, что именно в рамках одной и той же семьи одни ее члены удерживают других от нападений на соседей, потому что война внутри племени, однажды вспыхнув, нанесет ущерб каждому члену племени.
Как показывает обширная антропологическая литература о первобытном обществе, обмен внутри племени представляет далеко не простую процедуру. Тесная социальная общность в отсутствие государства и писанных правил порождает весьма устойчивые неформальные структуры. Об этом в 1974 году прекрасно написала Элизабет Колсон:
Неважно, как мы их назовем — обычаями, законами, привычками или нормативными правилами. Важно то, что человеческие сообщества, такие, как Тонга, не позволяют своим членам вести себя как заблагорассудится и тщательно регулируют их поведение. Для этого используется набор правил, или стандартов поведения, которые определяют действия членов племени в различных ситуациях. В общем и целом эти правила имеют целью предотвращение конфликта интересов, определяя, чего каждый член племени может ожидать от других. Это сдерживает запросы и позволяет племени оценивать поведение каждого члена, тем самым благоприятствуя положению дел в племени…
В то же время правила сужают поле для социального конфликта, потому что члены племени тесно соприкасаются друг с другом и каждый хочет получить от соседа поддержку и внимание. Хотя в некоторых случаях племенные правила могут спровоцировать конфликт, в целом они снижают вероятность возникновения поводов для враждебности. Степень неопределенности во взаимных отношениях снижается скорее благодаря конкретным правилам поведения в тех или иных ситуациях, чем требованиям и предписаниям общего характера. Члены племени получают возможность в повседневной жизни опираться на набор приоритетов, которые считаются легитимными… Во время пребывания в племени Тонга мне пришлось усвоить, что я не имею права давать что-либо одному из членов племени по своему усмотрению, потому что это оскорбит остальных — тех, кто ничего не получил. Правила не решают всех проблем; они просто упрощают жизнь.
Правила задают рамки для организации совместных работ. Чтобы система социального контроля эффективно действовала внутри сообщества, правила должны дополняться стандартами и некоторыми мерами наказания. Распространенное явление среди таких народностей, как Тонга, — наличие специальных наблюдателей, которые следят за тем, как какой-либо член общества выполняет конкретную работу и насколько она соответствует принятым стандартам, чтобы на этом основании сделать обобщенное [sic!] суждение о данном человеке и таким образом получить представление об его поведении в будущем. Наблюдение производится в течение длительного времени, и в конце концов наблюдатели приходят к общему мнению (Колсон, 1974, с. 51–53).