Инструктор над законом
Шрифт:
– Да пошел ты на..!
– совсем рассвирепев, заорал Мещеряков.
– Вот это уже разговор, - сказал Илларион.
– Ладно, полковник, замнем для ясности. Прощено и забыто. Если бы я не думал так же, как ты, я бы давно уже был в Москве. Просто в следующий раз ты мне прямо говори, в чем дело, а не проявляй заботу о моем здоровье, как председатель месткома, у которого в середине зимы горит путевка на Таймыр.
– Да, - буркнул Мещеряков, - а ты меня пошлешь подальше.
– Ну, и переживешь, - сказал Илларион.
– Я ж не твой подчиненный, так что авторитет не пострадает.
–
– Дело... Кстати, о деле, - оживился Илларион, - что вы собираетесь делать дальше?
– Кто это - мы?
– Ты и твой Сорокин.
– Лично я - ничего. А Сорокин, как я понимаю, вцепится в этот заводик мертвой хваткой, да и в ФСБ кой-кому мало не покажется.
– Ага. А что с Ригой?
– А что с Ригой? Где мы, а где та Рига! Руки у нас коротки!
– Но ведь второй конец цепочки там! Если не накрыть всю эту шайку, они найдут другого поставщика, только и всего.
– Это, брат, дело латвийских властей. А уж станут они этим заниматься или нет - вопрос. Вольфрам-то не их.
– Не их, это верно.
Илларион встал и зачем-то полез в кабину. Heкоторое время он копался там, что-то невнятно бормоча и брякая железом. Мещеряков терпеливо ждал, прислонившись спиной к теплой решетке радиатора. Он сидел точно посередине бампера, и фирменный мерседесовский значок обрамлял его голову, как нимб. Наконец, Забродов закончил копошиться в кабине и вернулся. Он сел рядом с полковником, перебирая и разглаживая на коленях какие-то бумаги.
– Руки, говоришь, коротки, - не отрывая взгляда от бумаг, полувопросительно сказал он.
– Коротки, - согласился Мещеряков.
– Это что там у тебя?
– Путевой лист, - сказал Илларион, - накладная... Даже паспорт с визой. Сто лет не был на Рижском взморье.
– Ошалел, что ли? Дай-ка посмотреть.
Мещеряков взял у Иллариона бумаги и бегло просмотрел их одну за другой.
– Они же все фальшивые, как трехдолларовая купюра. Ты что, вот с этим собираешься пересечь Латвию?
– Липовые документы - не беда, - легкомысленно сказал Илларион. Главное, чтобы купюры были подлинные.
И он развернул перед носом у Мещерякова веер стодолларовых бумажек.
– Это еще что?
– спросил тот.
– Впервые вижу полковника, который не узнает доллары, - восхитился Илларион.
– Надо написать об этом в какой-нибудь научный журнал. Тебя немедленно заберут в исследовательскую лабораторию.
– Понес, понес, - со вздохом сказал Мещеряков.
– Это, друг Андрюша, - пояснил Илларион, - хлеб беззакония и вино хищения. Я тут, знаешь ли, даром времени не терял и сколотил кой-какой капиталец. Рижское взморье всегда было довольно дорогим курортом, а уж теперь-то - и подавно.
– И большой у тебя капиталец?
– поинтересовался Мещеряков.
– Честной службой такого не заработаешь, - уверил его Илларион.
– Черт возьми, человек с моей подготовкой, оказывается, за год может стать миллионером! Меня просто в дрожь бросает, как подумаю, сколько времени я потерял.
– И от чего же ты дрожишь?
– иронически спросил Мещеряков, как всегда не понимая, шутит Илларион или
– От жадности, естественно, - ответил Илларион и изобразил, как он дрожит от жадности. Пограничники снова оглянулись, на этот раз привлеченные громким хохотом полковника.
– Ну, ладно, - сказал Илларион, поднимаясь. Делу - время, потехе - час. Пора!
– Ты рехнулся, Забродов. Мне неловко, что я втравил тебя в эту историю, но сейчас ты перегибаешь палку. Что ты сможешь сделать в одиночку?
– То же, что и здесь, - ответил Илларион.
– Отдохну, подышу свежим воздухом.., охоты там, конечно, никакой, но хоть порыбачу... Искупаюсь, в конце концов.
– Ты меня теперь до самой смерти будешь шпынять?
– спросил Мещеряков.
– Любишь кататься, люби и саночки возить, - ответил Илларион.
– И потом, я ведь только начал.
Я еще не звонил тебе на службу и не писал жалоб генералу Федотову. Ты у меня еще поплачешь.., специалист по туризму и отдыху.
– Ладно, ладно... А может, все-таки не стоит?
Задавая вопрос. Мещеряков знал, каким будет ответ: при всей своей общительности и улыбчивости Забродов умел быть твердым, как скала.
– Помнишь, как в "Фаусте"?
– сказал Забродов.
– Люди гибнут за металл... Очень мне хочется побеседовать с этими доморощенными Мефистофелями. У меня такое ощущение, что я им крупно задолжал.
– Позвонить, что ли, в Ригу?
– задумчиво сказал Мещеряков.
– Это еще зачем?
– подозрительно спросил Илларион.
– Пока ты доедешь, они, может быть, успеют эвакуировать город.
– Трепаться - моя прерогатива, - назидательно сказал Забродов.
– Ты на нее не посягай, полковник. На совещаниях у себя трепись. Ладно, привет Сорокину. Где он, кстати?
– Взял плоскогубцы, килограмм булавок и пошел пытать задержанных. Участковый твой ему помогает - не дает землякам слишком отклоняться.
– От булавок, что ли?
– От истины. А это еще что такое?
Справа от них вдруг неожиданно и громко затрещали кусты, и на дорогу, шатаясь, выбралось подобие человека в изодранной, свисающей живописными клочьями одежде. Лицо его было расцарапано и распухло от комариных укусов, левый глаз заплыл и не открывался, а ободранная рука крепко сжимала пустую армейскую флягу с отвинченным колпачком, болтавшимся на цепочке. Человек что-то нечленораздельно мычал, и друзья не сразу поняли, что он пытается петь. Почувствовав под ногами твердую ровную поверхность, он остановился и, сильно качаясь, обвел дорогу мутным взглядом зрячего глаза.
Глаз был нехороший, налитый кровью и совершенно пьяный. Увидев Иллариона, гуманоид сильно качнулся ему навстречу, едва не потеряв равновесие, и хрипло промычал, с трудом ворочая языком:
– М...мос...квич? Пр.., ривет, столица! Здорово мы их, а? Сл...лушшш.., а где все наши? Где все, а?
– Воробей, братуха!
– с преувеличенной радостью воскликнул Илларион, обнимая его за плечи и аккуратно разворачивая лицом в сторону деревни.
– В сельсовет иди, там собрание, все тебя дожидаются. Где, говорят. Воробей? Надо, говорят, ему премию выдать за геройство.