Инсургент
Шрифт:
Освобождать повариху-отравительницу от веревок и кляпа я не стал. С ней все понятно, польстившись на крупную сумму денег, баба согласилась на грязную работу и потихоньку стала травить хозяина строго по полученной от Кузьмина инструкции.
А вот Григорий Венедиктович оказался весьма интересным персонажем. Полковником от инфантерии тот числился лишь формально. На самом деле он был тайным агентом царской охранки, иными словами, надзирал за умонастроениями господ офицеров и рядовых бойцов. При этом тесно сотрудничал с имперским Жандармским Управлением. Короче, засланный казачок. После отставки обосновался в провинциальной Твери. Полтора года назад на него вышли люди с характерным британским акцентом, который даже скрыть не пытались, и предложили оказать помощь в устранении опального
Дальше всё происходило как по накатанной. Внедриться в круг знакомых Пафнутова полковнику не с оставило никакого труда. Будучи по военной специальности психологом-практиком Григорий Венедиктович довольно скоро вычленил «слабое звено» в генеральском окружении. За, бешеные, по понятиям простой поварихи, деньги та согласилась пойти на сговор с ним. Всё, теперь Кузьмину оставалось ждать нужного результата, и как ни в чем не бывало продолжать посещать обреченного на смерть соседа.
Однако, достаточно поднаторевший в разного рода подковерных интригах отставной полковник вполне отдавал себе отчет, что после таких заданий непосредственные исполнители долго не живут. Когда Пафнутов умрет, к нему непременно подошлют ликвидатора. Дабы обезопасить собственную шкуру, он нанял достаточную по его мнению охрану. Кстати, судьба глупой поварихи была им предрешена. Нюрку он планировал зарезать по-тихому, а нож подбросить вечно пьяному Виктору Лыкову муженьку деревенской дурехи. Сам же он, по получении денег от заказчика, планировал омолодить организм у какого-нибудь столичного медика-ведуна, затем слинять за Урал к дальней родне покойной супруги. Там обосноваться и заняться каким-нибудь доходным промыслом и жить-поживать да добра наживать. Намерения, в общем-то, благие, вот только их реализация мне не очень нравится.
Допрос Кузьмина, по большому счету, я проводил формально, поскольку всю интересующую меня информацию рассчитывал получить после его смерти. Для чего вообще проводил опрос? А для того, чтобы один сметливый выпускник Сорбонны, обладающий пусть и невеликим Даром, не смог заподозрить во мне махрового некроманта. Разумеется, к Темным Властелинам никакого отношения я не имею, однако о своей способности вытягивать знания из душ умерших людей никогда и никому не скажу ибо крайне опасно для жизни — церковные искоренители демонических проявлений бдят неусыпно, да и магическое сообщество начеку.
Итак, обвиняемый дал показания, далее он мне не интересен. Сделал знак Исламову, чтобы тот приступил к ликвидации. Горец был уже наготове. Подойдя сзади к полковнику, без особых трудностей свернул ему шею своими сильными ручищами. Затем точно также поступил и с Лыковой.
Усвоить толику энергоинформационной составляющей собиравшейся отправиться на перерождение души полковника заняло у меня считанные мгновения. Сразу заниматься анализом полученной информации не стал. Затем, оставив двух горцев орудовать кайлами и лопатами, дабы выкопать братскую могилу для упокоенных негодяев, мы двинули с Мустафой на санях в поместье Пафнутова. Что-то кушать сильно захотелось, да и вздремнуть не помешает. По моему разумению, Дмитрий Аркадьевич должен более или менее оклематься к завтрашнему утру. У меня к нему накопилась куча вопросов. Так что у нас должен состояться долгий обстоятельный разговор, каким образом опальный генерал смог докатиться до жизни такой, это при своих-то былых широчайших полномочиях.
[1] Майра — в данном случае, старший в роду, хозяин.
Глава 9
Глава 9
Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы,
Ехал поезд запоздалый.
Из последнего вагона
Пришли куры: поклевали, поклевали, поклевали,
Пришли гуси: пощипали, пощипали, пощипали,
Пришел слон: потоптал, потоптал, потоптал,
Пришел дворник: всё подмел…
Народный стишок из жанра «щипалки»
И вновь перестук вагонных колес на стыках рельс. В замутненном угольным дымом окне мелькают пока еще укрытые снегом поля и леса. Впрочем, весеннее солнышко во всю работает над устранением этого безобразия. Эвон дороги поплыли, а южные склоны оврагов и холмов начали потихоньку освобождаться от снега, кое-де даже молоденькая травка несмело проклевывается.
На душе у меня по-весеннему радостно. В купе второго класса я один, поскольку выкупил его полностью. А что, я далеко не нищий купец третьей гильдии, могу себе это позволить. Хе-хе! Оно хоть до Владимира всего-то три сотни верст, но при современных скоростях железнодорожного транспорта, периодических стоянках на дозаправку водой и углем и пропуски разного рода литерных составов, куковать мне тут около двенадцати часов.
Поднявшись со спальной полки, потянулся до хруста в суставах и позвонках и густым купеческим басом выдал:
— Вельми лепо! — Не то чтобы я сторонник разного рода словесных архаизмов, просто вживаюсь в образ кондового русского купчины Афанасия Никитича Тверского из далекой сибирской глубинки.
Подошел к зеркалу, встроенному в раздвижную дверь купе и в который раз самым внимательным образом осмотрел себя. Хорош! На меня смотрел тот самый старинный знакомый, чей образ я уже использовал при устранении семейства Орловых. Лишь придал себе еще чуть-чуть брутальности, хотя, вроде бы, больше и некуда, но я постарался. Парочка дополнительных шрамов на изуродованной ударами судьбы физиономии и мой внутренний визажист-перфекционист аж хрюкнул от удовольствия. С такой рожей прямая дорога в ушкуйники сразу предводителем шайки поставят. А еще я над голосовыми связками основательно поработал, обеспечив себя густым мощным басом. Шаляпин, доведись нам повстречаться, помер бы от зависти. Для эксперимента, рявкнул в стакан из-под чая, так тот возьми, да рассыпься на кусочки. Пришлось проводнику ажно цельную полтину серебром подарить. Понимаю, много, за стеклянный стакан и смятый от неожиданности руками мельхиоровый подстаканник, но я не жадный. К тому же, служивому, чтобы собрать осколки, пришлось поработать веником и совком.
Вспомнив про чай, нажал кнопку вызова проводника. На стук в дверь, громко рыкнул, мол, заходи, не заперто.
— Чего изволите, Ваше Степенство? — памятуя о врученной мной за разбитый стакан полтине, проводник, неприметный мужчина средних лет, был предельно вежлив — мало ли еще перепадет от щедрот купецких.
— Самоварчик организуй-ка, любезный, чтобы чай индийский, а не какая-нибудь китайская херня, еще плюшек там, конфектов всяких, баранков, бубликов. — Сделав заказ, вручил купюру в три рубля, что с лихвой покрывало любые затраты на чаепитие.
— В момент организуем, ваше благородие, — эко возбудился, аж чины попутал, купца благородием назвать. Явный нонсенс. Ладно, не стану делать ему замечание. Пусть думает, что угодил тщеславному эго пассажира.
Спустя четверть часа, с присвистом прихлебываю из блюдечка чай, запивая им всякие вкусняшки. В благородном обществе так не чаёвничают, но в среде купеческого сословия именно так и принято употреблять сей напиток, еще и вприкуску с сахаром. То есть нужно и мне соответствовать выбранному образу даже наедине с самим собой, чтобы потом из-за какой-нибудь мелочи не проколоться перед излишне наблюдательными гражданами. Особо налегаю на баранки и выпечку, поскольку после продолжительного путешествия по иному миру изрядно истосковался по хлебобулочным изделиям. Все-таки, никакие орехи, клубни и корнеплоды не способны заменить краюху самого обычного серого хлеба из муки грубого помола.