Интегральное скерцо (сборник)
Шрифт:
— Ладно, — сказал он. — Давайте искать.
Коробочку нашли только под утро. Она была спрятана в диванной подушке, куда ее заткнули через разошедшийся шов. Не говоря ни слова, Омерайе взял ее и отнес к себе. Минут через пять напряжение исчезло и благодатный покой снизошел на дом.
— Они не остановятся на этом, — сказал Омерайе, задержав Оливера у дверей его спальни. — Нам следует быть настороже. Что касается вас, моя обязанность — позаботиться, чтобы вы до пятницы не выходили из дому. Если Холлайа попробует еще что-нибудь выкинуть, то советую немедленно поставить меня в известность. Это
Оливер колебался. После того как спало напряжение, он почувствовал себя опустошенным, сознание притупилось, и он никак не мог уразуметь, что ответить.
Выждав с минуту, Омерайе добавил:
— Здесь есть и наша вина — нам следовало специально обусловить в договоре, что дом поступает в наше полное распоряжение. Поскольку вы жили вместе с нами, вам, конечно, было трудно удержаться от подозрений. Что, если в виде компенсации за обещание я частично возмещу вам разницу между арендой и продажной стоимостью дома?
Оливер взвесил предложение. Пожалуй, это немножко успокоит Сью. Да и речь идет всего о двух днях. И вообще, допустим, он удерет — какая от этого польза? Что бы он ни сказал в городе, его прямым ходом отправят в психиатрическую лечебницу.
— Ладно, — устало согласился он. — Обещаю.
Наступила пятница, а Холлайа все еще не напоминала о себе. В полдень позвонила Сью. Оливер узнал трескучий звук ее голоса, хотя разговаривала с ней Клеф. Судя по звуку, Сью была в истерике: выгодная сделка безнадежно уплывала из ее цепких пальчиков.
Клеф пыталась ее успокоить.
— Мне жаль, — повторяла она каждый раз, когда Сью на минутку переставала трещать. — Мне действительно очень жаль. Поверьте мне, вы еще поймете, что это неважно… Я знаю… Мне очень жаль…
Наконец она положила трубку.
— Девушка говорит, что Холлайа уступила, — сообщила она остальным.
— Никогда не поверю, — решительно сказала Клайа. Омерайе пожал плечами.
— У нее почти не осталось времени. Если она намерена действовать, то попытается уже сегодня вечером. Надо быть начеку.
— Нет, только не сегодня! — В голосе Клеф прозвучал ужас. — Даже Холлайа не пойдет на это.
— Дорогая моя, по-своему Холлайа так же неразборчива в средствах, как и вы, — к улыбкой заметил Омерайе.
— Но… неужели она станет нам пакостить только за то, что не может сама жить в этом доме?
— А вы думаете нет? — спросила Клайа.
Оливеру надоело прислушиваться. Пытаться понять их разговоры — дело безнадежное. Но он знал, что какая бы тайна ни крылась за всем этим, сегодня вечером она наконец выплывет наружу. Он твердо решил дождаться заветного часа.
Два дня весь дом и трое новых жильцов пребывали в состоянии все нараставшего возбуждения. Даже прислуга нервничала, утратив обычную невозмутимость. Оливер прекратил расспросы — от них не было никакой пользы, они только вызывали замешательство у жильцов — и выжидал.
Стулья из всех комнат перенесли в три парадные спальни. Остальную мебель передвинули, чтобы освободить больше
Все говорили о том, что ждут гостей. Однако в девять сели обедать, как обычно, а гостей все не было. Затем встали из-за стола, и прислуга разошлась по домам. Санциско пошли к себе переодеваться, и напряжение, казалось, еще возросло.
После обеда Оливер вышел на крыльцо, тщетно ломая голову над вопросом: чего это ждут — так нетерпеливо, что весь дом словно застыл в ожидании? На горизонте в легком тумане качался месяц, но звезды, от которых все майские ночи в этом году были ослепительно прозрачными, сегодня что-то потускнели. На западе собирались тучи; похоже, что безупречная погода, которая держалась целый месяц, собиралась наконец испортиться.
Дверь за спиной Оливера приоткрылась и захлопнулась. Еще не успев обернуться, он уловил аромат, присущий Клеф, и слабый запах ее любимого напитка. Она подошла, встала рядом, и он почувствовал, как ее рука проскользнула в его ладонь. В темноте она подняла к нему лицо.
— Оливер, — произнесла она очень тихо, — пообещайте мне одну вещь. Обещайте не выходить сегодня из дому.
— Я уже обещал, — ответил он с ноткой раздражения в голосе.
— Я знаю. Но сегодня — сегодня у меня есть особая причина просить вас посидеть дома.
На мгновение она опустила голову ему на плечо, и он, сам того не желая, невольно смягчился. С того памятного вечера, когда она ему все рассказала, они ни разу не оставались вдвоем. Он думал, что так и не удастся побыть с ней наедине, разве только урывками, на несколько минут. Но он понимал, что никогда не забудет двух странных вечеров, проведенных с ней. Теперь он знал и другое — она слабовольна и вдобавок легкомысленна. Но она оставалась все той же Клеф, которую он держал в объятиях. И это, пожалуй, навсегда врезалось ему в память.
— Вас могут… ранить, если вы сегодня отправитесь в город, — продолжала она приглушенным голосом. — Я знаю, что в конечном счете это не имеет значения, но… Помните, Оливер, вы обещали.
Прежде чем с языка его успел сорваться бесполезный вопрос, она исчезла и дверь закрылась за ней.
Гости начали собираться за несколько минут до полуночи. С верхней площадки Оливеру было видно, как они входят по двое и по трое, и он поразился, сколько этих пришельцев из будущего стеклось сюда за последнюю неделю. Теперь он абсолютно отчетливо понял, что они отличаются от людей его времени. В первую очередь бросалось в глаза совершенство их внешнего облика — изящество одежд и причесок, изысканные манеры и идеальная постановка голоса. Но так как все они вели праздную жизнь и на свой лад гнались за острыми ощущениями, то ухо улавливало в их голосах неприятные, визгливые нотки, особенно когда они говорили все разом. Внешний лоск не мог скрыть капризной раздражительности и привычки потакать собственным прихотям. А сегодня над всем этим еще царило возбуждение.