Интегральные деревья
Шрифт:
Бурильщик был тоненьким созданием, не крупнее большого пальца ноги взрослого человека. Он вылетал из ветра — слишком быстрый, чтобы его можно было увидеть, пронзал плоть и зарывался в нее, волоча за собой свой собственный, постепенно раздувающийся желудок. Если ничего не предпринимать, он пробуравливал тело насквозь и покидал его, оставив там увеличившийся в три раза желудок, набитый яйцами.
Глядя на Мартал, Гэввинг почувствовал себя плохо. Он спал слишком мало, был на ногах слишком долго, его желудок уже урчал, пытаясь переварить завтрак, состоявший из грибного отвара.
Харп стоял за ним, едва доставая
— Мне очень жаль, — сказал он.
— Ты о чем? — спросил Гэввинг, хоть и понимал, что имел в виду Харп.
— Ты не отправился бы, если бы Лэйтон не умер.
— Думаешь, это наказание Председателя? Ладно, я тоже так думаю, но… но… ты не пойдешь с нами?
Харп широко развел руками и, что было совсем не похоже на него, не сказал ни слова.
— У тебя здесь слишком много друзей, — кивнул Гэввинг.
— Точно. Я умею хорошо рассказывать. Может, из-за этого.
— Ты можешь отправиться добровольцем. Представляешь, какие истории ты принесешь, когда вернешься назад?!
Харп открыл рот, закрыл его, пожал плечами. Гэввинг сменил тему разговора. Раньше он лишь догадывался, а теперь знал точно: Харп боится.
— Никто мне ничего не рассказывает, — пожаловался Гэввинг. — Ты что-нибудь слышал?
— И хорошие новости, и плохие. Вас девять, а должно было быть восемь. Тебя добавили потом. Хорошая новость — всего лишь слух: вашим вожаком будет Клэйв.
— Клэйв?
— Сам. Очень вероятно. Так что, может, это и правда, что Председатель пытается избавиться от тех, кто ему не по нутру. Он…
— Но Клэйв — лучший охотник во всей кроне. Он же зять Председателя!
— Но он не живет с Мэйрин. Помимо этого… я думаю…
— Что?
— Все это слишком сложно. Я могу ошибаться. — И Харп отплыл в сторону.
Дымовое Кольцо, как белая полоса, постепенно растворяющаяся в бледной синеве неба, сужалось, загибаясь на запад. Далеко в нижней части дуги виднелся Голд — сгусток движущихся бурь. Гэввинг оглядывал дугу, пока его взгляд не уперся в Вой, который находился внизу, — слепящий свет, точно алмаз, вставленный в кольцо.
Сейчас все это выглядело гораздо более четко, чем в те времена, когда Гэввинг был еще ребенком. Тогда Вой казался мутным и размытым.
Когда они проходили Голд, Гэввингу было десять лет. Он помнил, как Ученый предсказывал всякие катастрофы, потому что испытывал страх, который эти предсказания у него вызывали. Тогда воющий ветер здорово пугал всех… но Голд прошел, и штормы ослабли.
Через несколько дней он перенес первый приступ аллергии.
Лишь теперь, годы спустя, засуха достигла своего апогея, но и тогда Гэввинг сразу почувствовал неприятности. Он почти ослеп, его глаза точно резало ножом, нос заложило, в груди хрипело. Разреженный, сухой воздух — объяснил Ученый. Некоторые могли выносить его, некоторые нет. Голд изменил орбиту дерева, сказали ему, дерево передвинулось ближе к Вою, уйдя слишком далеко от медианы Дымового Кольца. Гэввингу велели спать в Устье дерева, где протекал ручеек. Это было незадолго до того, как все ручьи полностью пересохли.
И ветер стал сильнее.
Он всегда дул прямо в Устье дерева. Крона Квинна широко раскинула по ветру зеленые паруса, пытаясь поймать все, что только может принести с собой ветер: воду, пыль или грязь, насекомых или более крупных созданий… Все это процеживалось сквозь раскинувшуюся
Все уползало в Устье дерева. Ручьи, которые сбегали по стволу, натыкались над Устьем на искусственный бассейн, но вода все равно сбегала в Устье в виде кухонных или банных стоков или уходила, когда граждане избавлялись от мертвых тел, чтобы «кормить дерево».
Сплетенная из опорных веток корзина, в которой лежала Мартал, уже сдвинулась на несколько метров вниз по склону. Все это сооружение опустилось на край, где жил Альфин, хранитель Устья.
Детей учили, как нужно заботиться о дереве. Когда Гэввинг был младше, в его функции входило собирать мусор, навоз и землю, чтобы опускать их в Устье, вынимать оттуда забившиеся камни, находить и убивать паразитов. Ему эта работа не слишком нравилась — Альфин был сущий ужас, а не начальник, — но некоторые из паразитов были съедобными, это он точно помнил. Там же росли и земножизненные культуры — табак, маис и помидоры, их нужно было собрать до того, как дерево успеет проглотить их.
Но в эти мрачные дни добыча, пролетающая мимо, попадалась редко. Даже насекомые вымирали. Для племени не хватало еды, не говоря уж о мусоре, которым обычно кормились насекомые и дерево. Земные культуры почти полностью вымерли. Ветки были наполовину голыми — новая листва не отрастала на них.
Альфин заботился об Устье дольше, чем Гэввинг жил на этом свете. Мрачный старик ненавидел половину племени по той или иной причине. Гэввинг его тоже боялся. Альфин посещал все похороны… но сегодня он действительно выглядел взволнованным, словно с трудом пытался не выказывать своей скорби.
День был пасмурным. Яркое пятно — Солнце — снижалось, расплывалось в воздухе. Скоро оно посветлеет и засияет на востоке. Пока же… да, вон идет Председатель, тщательно одетый, в капюшоне, накинутом на голову, — пух еще беспокоит его. Его сопровождают Ученый и Град. Град, белокурый юноша, на четыре года старше Гэввинга, выглядит чересчур серьезно. Гэввинг гадал: это из-за Мартал или по личным причинам?
На Ученом болтался древний растянутый джемпер, который обозначал его ранг, — выцветший, плохо подогнанный, с узором на одном плече. Его штаны доходили лишь до колен, а задравшаяся рубаха оставляла неприкрытым часть живота, поросшего серой шерстью. Отслужив неисчислимым поколениям, загадочная стеклянистая ткань начала проявлять признаки износа, и Ученый надевал ее только для официальных церемоний.
Град был прав, неожиданно подумал Гэввинг: эта древняя униформа великолепно сидела бы на Харпе. Ученый заговорил, упомянув о последней обязанности Мартал — накормить дерево — и напомнив всем присутствующим, что однажды это будет и их обязанностью. Он изложил все очень кратко, а затем уступил место Председателю.
Заговорил Председатель. Он ни словом не упомянул плохой характер Мартал, но зато сказал очень много о ее умении обращаться с кухонным котлом. Он сказал и еще об одной утрате — о своем сыне, который потерян для кроны Квинна, где бы тот ни находился. Он говорил долго, а Гэввинг гадал — почему.