Интердевочка
Шрифт:
– Маленький фокус-покус, джентельмены!
Он развернул телеграфные бланки и предъявил компахе пачку десяток.
– Гуляем, чижики! Перевод получил.
– Ну, Козел!.. Ну, молоток!..
– захрипели приблатненными голосами пацаны.
У нашего подъезда пацаны снова развалились на скамейке, а Козел с шальным криком: - счас!.. Только квитанцию и сдачу отдам!
– Помчался скачками через три ступеньки на наш четвертый этаж.
На третьем этаже Козел замедлил свой бег и тревожно принюхался.
Здесь запах был так силен, что Козел закашлялся, рот его наполнился жгучей слюной и его затошнило. И вдруг Козел понял, что запах идет из-под нашей двери!
Выронив почтовую квитанцию и сдачу с маминой пятерки, трясущимися руками Козел стал вставлять ключ в замочную скважину… Наконец ключ повернулся в замке. Козел рванул дверь на себя и отшатнулся - так шибануло газом из нашей квартиры!
– Алла Сергеевна!..
– закричал Козел и, зажимая рот и нос руками, ворвался в квартиру.
Окна были закрыты наглухо. Из кухни неслось убаюкивающее шипение.
Козла вырвало. Утирая рот рукавом, он метнулся в кухню, увидел сидящую на полу маму, рассыпанные фотографии, открытую духовку газовой плиты…
Задыхаясь и плача, сотрясаемый рвотными спазмами, Козел перекрыл газовые конфорки и духовку и стал рвать на себя оконную раму. В панике он делал что-то не так и окно не открывалось. Тогда Козел схватил кухонную табуретку и в полном отчаянии шарахнул ею по стеклам.
В кухню ворвался свежий уличный воздух. Кровоточащими руками Козел схватил маму за халатик и стал вытаскивать ее в коридор.
– Алла Сергеевна!..
– захлебываясь от страха, рыдал Козел.
– Алла Сергеевна!.. Да помогите же кто-нибудь!.. Люди!.. Люди!.. Где же вы!
Он выволок маму на лестничную площадку и бросился звонить в соседние квартиры, стучать в двери кулаками.
– Помогите!
– Кричал и плакал Козел.
– Ну, помогите же кто-нибудь, сволочи! Суки!.. Гады!!
Не открылась ни одна дверь. День… Лето… Да и поздно уже было.
Мама лежала с полуоткрытыми глазами. Вокруг рта и на подбородке застыла серо-зеленая пена - такая характерная для смерти от удушья.
– Помогите… - прошептал Козел и опустился на колени рядом с моей мамой.
И не было в его голосе никакой приблатненной хрипотцы, взрословатой уличной наглости. Не стало лидера опасной дворовой кодлы, которая шарашит по ночам машины, портит девчонок в подвалах и волчьей стаей готова дать отпор любому взрослому сильному мужику.
Около мертвой, худенькой, пожилой моей мамы сидел испуганный пятнадцатилетний мальчик, и тело его сотрясалось от рыданий и ужаса, потому что он впервые в своей жизни собственными глазами увидел, как выглядит смерть человека.
А я, мерзкая, зажравшаяся тварь, сидела в своем собственном двухэтажном
Когда раздался входной звонок, я выглянула в окно и сквозь сумерки наступавшего вечера и струи воды, заливавшие стекло, увидела у нашего заборчика маленькую машинку салемского почтового отделения, а у калитки знакомого почтальона - Уолтера Меллера.
Я нажала кнопку дистанционного управления калиткой, она распахнулась и Меллер прошел к дому. Я выскочила ему навстречу.
– Добрый вечер, фру Ларссон, - улыбнулся Меллер.
– Вам телеграмма. Из России.
– Спасибо большое, господин Меллер, спасибо… - встревожилась я и дала Уолтеру несколько крон.
Меллер раскланялся, а я тут же, не входя в дом, развернула телеграмму. Там латинскими буквами были написаны русские слова: «Прилетай. Матери плохо. Козел».
Передо мной лежал шведский телефонный справочник.
Впервые за полтора года моего пребывания за границей я обращалась к официальному представителю советского союза.
– Здравствуйте! Это представитель советского аэрофлота? С вами говорит Татьяна Николаевна Зайцева - советская гражданка… То есть вообще-то сейчас я - Ларссон… Я здесь у вас, в Швеции, замужем… Извините. У меня рейс в Ленинград только в конце месяца, а мне нужно улететь сегодня. Сейчас же… Нет, билет на самолет компании САС. У меня телеграмма… Только получила. «Прилетай. Матери плохо…» Он зря не пошлет такую телеграмму. Ну, пожалуйста! И потом у меня в Союзе еще есть одно дело… Очень важное! Может быть, государственное. Там человека оклеветали. И только я смогу… Что вы! Успею, успею! Я на машине… Спасибо! Спасибо вам большое!
Я бросила телефонную трубку и стала истерически собирать первые попавшиеся вещи.
– Матери плохо, Фрося!
– бормотала я.
– Матери плохо… Мы должны улететь! Мы с тобой не имеем права…
Через десять минут я сволокла вниз, в гараж, две огромные неподъемные сумки, запихала их в свою «вольвочку» и выгнала ее из гаража. Заперев все двери дома, я усадила Фросю в машину, открыла выездные ворота нашего участка и закричала через дорогу:
– Фру Хельстрем! Фру Хельстрем!..
Моя соседка выбежала из своего домика в прозрачном плаще с зонтиком над головой:
– Что случилось, фру Ларссон?
Я протянула ей ключи от дома и сказала:
– Фру Хельстрем! Я теперь знаю, что по шведским понятиям нехорошо одалживать соль у соседей. Неприлично. Но ключи от дома вы не могли бы передать моему мужу? Это не будет выглядеть очень непристойным? Машину я оставлю в аэропорту.
– Конечно, фру Ларссон, конечно. Хотя, если бы вы позвонили мне по телефону, чтобы я вышла к калитке, вам не пришлось бы кричать на всю улицу.
– Верно! В следующий раз я обязательно так и сделаю. До свидания, фру Хельстрем!