Интерферотрон Густава Эшера
Шрифт:
Такими же легкими толчками Морис доставил вниз двоих других раненых. Спустившись с крыши и выйдя во двор, Филомела опытной рукой послала носилки к дверям своего дома, где они, не доехав совсем чуть-чуть до того, чтобы врезаться в стенку замерли. На пороге ангара показался Морис, в руках у него были аптечки и оставшиеся носилки.
— Да бросьте вы их, — махнула рукой Венис. — Все равно они через полтора часа рассыплются. Я думаю, в ближайшее время посетителей не будет.
— А если все-таки кто-нибудь свалится? — Морис аккуратно отложил в сторону медицинское оборудование.
— Вам охота дежурить на крыше? Может, поставите фантома?
— Он здесь не будет действовать.
Создаваемые холовизором
— Ну тогда решайте сами. Или вы стесняетесь зайти ко мне? — Филомела кокетливо улыбнулась. — Я вас приглашаю.
— Что вы, я нисколько не…
— Я понимаю, — Венис мгновенно перешла на деловой тон. — Шутки в сторону: мне понадобится ваша помощь. Нужно развертывать лазарет. А так как все в этом холовизионном мире разваливается, то придется регулярно обновлять оборудование и персонал — я имею в виду фантомов. Мы установим дежурство, ваша смена — ночная. Будете каждые час пятьдесят пять минут будить меня, чтобы я успела все поменять. Днем отоспитесь. В конце концов, это ваши гости.
— В известной степени, — пробормотал Вейвановский.
Филомела открыла дверь, и вдвоем с Морисом они переместили носилки в дом. Им пришлось изрядно поманеврировать в коридоре, аккуратно огибая углы, так как вилла Венис в точности имитировала стандартный сборный коттедж середины XXI века, имея массу комнатушек, чуланчиков, проходы с многочисленными поворотами и узкие двери. Вейвановский еще никогда не встречался с таким колоссальным количеством подушек, плюшевых игрушек и кружев. Каждому больного Филомела выделила отдельное помещение. Когда первый, больше всех пострадавший, раненый был с большим трудом втиснут в небольшую спальню и расположен над титанической кроватью, занимавшей почти все пространство, Венис скомандовала холовизору распылить носилки. Тело тут же рухнуло в постель, утонув в матрасе почти до пола.
— Не волнуйтесь, это очень мягкая ортопедическая кровать, — успокоила Филомела Мориса, с удивлением воспринявшего такой способ перегрузки тяжелораненого. Действительно, больной постепенно всплыл из бездны матраса, качаясь в постели, как на поверхности пересоленного озера. — Пойдемте, занесем остальных.
Двое других были размещены в соседних комнатах. При выгрузке лежавшего ничком голого мужчины Филомела перевернула носилки, чтобы опустить его в кровать лицом кверху, и Морис впервые увидел его физиономию. Точнее, то, что было на ее месте: похоже, именно на эту часть головы пришелся самый сильный удар.
— Красавчик, правда? — хмыкнула Венис. — Ничего, пара пластических процедур, и на него можно будет смотреть без содрогания. Им займемся в последнюю очередь.
Филомела прикрыла глаза, общаясь с холовизором, и от ее команд в спальне начались бурные преобразования: кровать превратилась в профессионального вида больничную койку, накрытую наэлектризованным куполом стерильного воздуха, а остальная мебель, включая плюшевую живность с подушечками, испарилась. Рядом с койкой на стене возникло табло, похожее на экран из аптечки, только информации на нем было гораздо больше, — из многочисленных прыгающих цифр и непрерывно меняющихся графиков до Мориса дошел лишь смысл полоски «коэффициент жизнедеятельности», находившейся на отметке 20 %. Затем на раненого накатила волна дезинфицирующей жидкости, смывшая всю грязь и ушедшая куда-то в глубь кровати. Филомела, изучив табло, выдала еще
— Следить за содержанием кислорода вокруг больного! Ирригация ран — каждые двадцать минут. Если что-то не так — мы в соседних комнатах, позовете, — отдав распоряжения медсестре, Венис повернулась к Морису. — Пошли к следующему.
Аналогичные манипуляции были проделаны в спальне, где лежал раненый с перебитыми ногами. Его коэффициент жизнедеятельности, как заметил Вейвановский, составлял всего 12 %. Филомеле пришлось с ним повозиться немного дольше: остатки одежды никак не растворялись пущенной поверх койки жидкостью, поэтому, вооружившись ножницами, она вдвоем с новой медсестрой, синтезированной тут же, вручную срезала плотную ткань. К ногам больного были прикреплены временные шины, — сменим их тогда, объяснила Венис, когда закончим с самым тяжелым раненым.
В третьей палате дела оказались совсем плохи: жизнедеятельность была на нуле. Филомела, изучив табло, поцокала языком и объяснила:
— Все гораздо хуже, чем я предполагала. Даже не знаю, вытащим мы его или нет. Смотрите, — Венис водила рукой по экрану, — левая часть черепа почти полностью разрушена, кости вошли глубоко в полушарие. Можно считать, что оно погибло. Но это полбеды, — мы бы его регенерировали, если бы не повреждение мозгового модуля. Без исправного модуля ничего не получится.
— А нельзя ли как-нибудь его заменить? — поинтересовался Морис.
— Вы что? — удивленно посмотрела на него Филомела. — Уже сколько лет невозможно найти ни одной органической запчасти! Все заводы давно под водой.
— Даже через холовизор нельзя заказать?
— И вскрывать ему череп каждые два часа для замены? Так, что ли? — фыркнула Венис. — Конечно, я постараюсь сделать все возможное, но если он выживет, не говоря уже о том, что сможет ходить или говорить, это будет почти чудом. Сестра! Срезайте с него комбинезон!
Через пять минут раненый, обмотанный многочисленными шлангами, плавал внутри золотистой жидкости, которую силовое поле удерживало под стерильным куполом. К грудной клетке с обеих сторон подходили две блестящих металлических пластины — акустические реаниматоры, пояснила Филомела.
— Морис, отойдите, пожалуйста, в сторону, а еще лучше, загляните в соседние комнаты, узнайте, как там дела. Сестра, вы готовы? Начинаем!
Развитие смерти происходило совсем не так, как ожидал Густав. Он — после полета по трубам и желобам, начавшегося с грохотом, но постепенно принявшего более плавный характер — предполагал увидеть нечто земное, возможно, под другим ракурсом, но, тем не менее, вполне узнаваемое. Эшер был готов ко встрече с умершими родственниками, знакомыми, друзьями, которые (насколько он понял после прочтения двух-трех брошюрок о загробном мире), улыбаясь, в белоснежных хитонах, должны были его приветливо встретить, задушевным разговором снять все опасения и страхи, после чего подробно проинформировать о порядке перехода в иное, потустороннее состояние. Густав рассчитывал также, что ему разрешат пару дней побродить по любимым местам, где он, слегка грустя ввиду невозможности более вступить в контакт с живыми людьми, предастся воспоминаниям о прошлом. Одновременно Эшера разбирало любопытство — а сможет ли он побывать там, где все уже давно скрылось под водой, и удастся ли ему каким-нибудь хитрым способом, о котором не догадались другие мертвецы, дать знать о себе тем, кто остался в прошлой жизни: игривым призраком пройтись перед ошеломленными соседями или же залезть к ним в сон, помахать рукой, может быть, перекинуться со спящими парой фраз.