ИнтерКыся. Возвращение из рая
Шрифт:
— Вот свинство! — возмутился Тимур. — Прямо расизм какой-то!
— И все заглохло? — открыл глаза Джек.
— Да нет, — усмехнулся Боб. — Режиссер Сидней Люмет, актеры Дастин Хоффман, Марлон Брандо, Арнольд Шварценеггер и еще куча знаменитостей подписали петицию, чтобы трюкачей стали наконец принимать в Академию. Борьба длилась шесть лет и закончилась тем, что четырех каскадеров из двух с половиной тысяч, работающих в Голливуде, все-таки приняли в Академию! Теперь ребята ждут, когда их там станет больше, и образуют свою секцию. Вот тогда и посмотрим...
— Мне
— Останови машину, Боб, — сказал я. — Баранинка просится на травку. Погулять.
На обочине фривея мы распахнули все дверцы — чтобы Браток мог выскочить из машины в любую сторону. В охлажденный салон «линкольна» хлынула утренняя калифорнийская жара.
Но Браток не испачкал линкольновские ковры. Он, бедняжка, даже не вылез из машины, а просто свесил голову наружу и...
Боб достал из бардачка пластиковый супермаркетовский пакет, завернул его края, сделал не таким глубоким, каким он был, и вдвоем с Тимурчиком они вылили в пакет большую литровую бутылку минеральной воды. После того как Браток «облегчился», Тимур и Боб, удерживая пакет с минералкой четырьмя руками, напоили из него несчастного Братка.
Тому так понравилась газированная вода (я ее терпеть не могу!), что он выхлебал весь литр, вылизал пакет изнутри и попросил еще. Но воды у нас больше не было, и мы покатили дальше.
— Теперь жрать охота! — окрепшим голосом удивленно проговорил Браток.
— Обойдешься, — строго сказал я ему.
Сам же, в душе, как-то очень даже уважительно пожалел эту огромную, мощную, но абсолютно Дикую Божью Тварь, на которую вдруг совершенно неожиданно свалился весь чудовищный груз Цивилизации.
А вот Он — ничего: и в автомобилях ездит, и оружием вокруг него постоянно воняет, телевизоры его окружают, телефоны, компьютеры, кинематограф!.. И Он, Пум-Браток, будучи безжалостно вырванным из своей привычной горно-дикой родной Среды, вынужден вместо себе подобных Пумих-Кугуарих трахать какую-то разнузданную Шимпанзе и совокупляться с восторженной идиоткой длинноволосой Собакой Колли; жрать, Не Убивая, а доставая жратву из холодильника; гадить не там, где ему захочется, а где ему укажут, — вчера, например, в трейлере первый раз в унитаз «сходил» и даже воду за собой сумел спустить! Естественно — с моей подачи...
Но что еще замечательно! Он — Хищник, Убийца, Бандит-Беспредельщик, безоговорочно принял меня как своего Шефа, признал Мое главенство над собой, что, кстати, с моей точки зрения, совершенно естественно! Ибо несмотря на очень разные весовые категории — мы с ним все-таки ОДНОГО КОТОВОГО ВИДА... Но помимо Видовой общности, я стал его «Шефом» еще и потому, что мы, Коты, живем такой Жизнью, в которую он попал только что, веками! И вся та Цивилизация, с которой я начал, развивалась вместе с нами, Котами. И подозреваю, что не без нашего участия и влияния.
А разве не важно, что Он сумел насмерть полюбить двенадцатилетнего Ребенка? Разве можно пройти мимо того, что Пум, я бы сказал, очень продуктивно сотрудничает с Полицией в борьбе с международным
Какой же могучей нравственной и волевой закваской нужно обладать, чтобы вот так, иногда с треском и скрежетом, но вписаться в категорически иной, чуждый и неведомый тебе пласт Жизни?!
В это мгновение Тимур сдернул меня со спинки переднего пассажирского сиденья, прижал к себе и зашептал мне в мое рваное ухо, путая английские слова с русскими:
— Ох, Кыся... Какой ты умный!.. Как ты прав! Ну просто — потряс! Равных нет... Как я тебя... Ну просто слов нет!!!
А Браток, лежащий у нас в ногах, поднял голову, посмотрел на меня этак «увлажненно» и тихо сказал по-Животному:
— Спасибо на добром слове, Шеф...
И скупая слеза Хищника выкатилась у него из уголка глаза.
«О ч-ч-ч-ч-черт!.. Да пошли вы все к такой-то матери! Насобачились, засранцы, просекать чуть ли не все, что у меня в башке крутится, ну просто спасу нет! Могу я хоть полчаса побыть сам с собой наедине или нет?!» — подумалось мне.
— Пожалуйста... — виновато сказал Браток.
Налетался я в этот день — до одури!
Конечно, маленький самолетик не может идти ни в какое сравнение с «боингом» или другими гигантскими аэробусами.
Зато есть настоящее ощущение ЛЕТАНИЯ. А в «боингах» и в тех остальных громадинах, на которых я уже летал, ничего подобного! Какой-то гигантский зал ожидания с периодической жрачкой. Сел в кресло, предположим, в Нью-Йорке, и ждешь, когда оно окажется в Лос-Анджелесе. А тут ты ЛЕТАЕШЬ!..
Ну и обеспечивают они свою съемку, я вам скажу, — сдохнуть можно!
Я уже как-то говорил, что описывать американский киносъемочный процесс мне, Коту, прямо скажем, глуповато. Не по Сеньке шапка...
Но не заметить семнадцати кинокамер, которыми со всех сторон снимались наши воздушные, наземные и внутрисамолетные сцены, просто невозможно! А количество каких-то специальных студийных автомобилей — со звукозаписывающей аппаратурой, с холодильными боксами для пленки, отдельно — для камер, отдельно — для реквизита, для костюмов, для оружия, для декораторов, для художников, для... И еще штук двадцать уже совсем непонятного мне назначения! Не говоря о передвижном компьютерном центре, радиостанции, осветительных машинах, «ветродуях»... Все! Больше не могу. А ведь и десятой части не перечислил!
Сообщу одну небольшую деталь, которая мне еще как-то понятна и по-своему близка: сотовые телефоны.
У нас, у Русских, особенно у богатеньких и удачливых или у тех, которым жутко хочется казаться удачливыми и богатенькими, такой сотовый телефон — он как кастовый знак. Как знамя партии! Как Государственный Герб и Гимн... Это я так со слов Шуры. Что это, честно говоря, я не знаю. Помню, что на один из них смотрят, а другой поют. Но вот что поют, а на что смотрят, я забыл...
Знаю только, что у нас в России сотовый телефон это — «я тебе дам!».