Интерлюдия. Пробуждение
Шрифт:
— Почему?
— Ты моложе меня; а они ведь эльфы.
Маленький Джон прижал палец к подбородку.
— Я не верю в эльфов. Никогда их не вижу.
— Ха, — сказал отец.
— А мама?
Отец улыбнулся своей странной улыбкой.
— Нет, она видит только Пана.
— Что это «Пан»?
— Козлоногий бог, который резвится в диких и прекрасных местах.
— А он был в Гленсофантриме?
— Мама говорит, что был.
Маленький Джон сдвинул пятки и пошёл дальше.
— А ты его
— Нет, я видел только Венеру Анадиомейскую.
Маленький Джон задумался. Венера была у него в книге про греков и троянцев. Значит, «Анна» её имя, а «Диомейская» — фамилия? Но когда он спросил, оказалось, что это одно слово и значит «встающая из пены».
— А она вставала из пены в Гленсофантриме?
— Да, каждый день.
— А какая она, папа?
— Как мама.
— О, так она, наверно…
Но тут он запнулся, бросился к стене, вскарабкался на неё и сейчас же слез обратно. Открытие, что его мать красива, было тайной, которую, он чувствовал, никто не должен узнать. Но отец так долго курил сигару, что он наконец был вынужден спросить:
— Мне хочется посмотреть, что мама привезла. Можно?
Он выдумал этот корыстный предлог, чтобы его не заподозрили в чувствительности, и немножко растерялся, когда отец посмотрел на него так, словно видел его насквозь, многозначительно вздохнул и ответил:
— Ну что ж, малыш, беги, люби её!
Он пошёл нарочно медленно, а потом пустился бегом, чтобы наверстать потерянное время. Он вошёл к ней в спальню из своей комнаты, так как дверь была отворена. Она стояла на коленях перед чемоданом, и он стал рядом с ней и стоял тихо-тихо.
Она выпрямилась и сказала:
— Ну, Джон?
— Я думал, зайду посмотрю.
Обняв её ещё раз и получив ответный поцелуй, он влез на диван у окна и, поджав под себя ноги, стал смотреть, как она распаковывает чемодан. Этот процесс доставлял ему не испытанное дотоле удовольствие — и потому, что она вынимала заманчивого вида пакеты, и потому, что ему нравилось смотреть на неё. Она двигалась не так, как Другие, особенно не так, как Бэлла. Из всех людей, которых он видел в жизни, она безусловно была самая прекрасная. Наконец она покончила с чемоданом и встала на колени перед сыном.
— Ты скучал по нас, Джон?
Маленький Джон кивнул и, подтвердив таким образом свои чувства, продолжал кивать.
— Но ведь с тобой была «тётя» Джун?
— Да-а, у неё был человек, который кашлял.
Лицо матери изменилось, стало почти сердитым. Он поспешно добавил:
— Он бедный, мама; он ужасно кашлял. Я… я его люблю.
Мать обняла его.
— Ты всех любишь, Джон.
Маленький Джон подумал.
— Немножко — да, — сказал он. — «Тётя» Джун водила меня в церковь в воскресенье.
— В церковь? О!
— Она
— Ну, и как же, подействовало?
— Да. Мне стало так странно, она уж поскорей увела меня домой. А я не заболел. Меня уложили в постель и дали горячего коньяку с водой, и я читал «Бичвудских мальчиков». Было замечательно.
Мать прикусила губу.
— Когда это было?
— Ну, приблизительно… уже давно; я хотел, чтобы она меня ещё взяла с собой, а она не захотела. Вы с папой никогда не ходите в церковь?
— Нет, не ходим.
— А почему?
— Мы оба, милый, ходили, когда были маленькие. Может быть, мы были для этого слишком малы.
— Понимаю, — сказал маленький Джон. — Это опасно.
— Сам разберёшься во всём этом, когда вырастешь!
Маленький Джон ответил рассудительно:
— Я не хочу совсем вырасти, только немножко. Не хочу ехать в школу, он покраснел от внезапно нахлынувшего желания сказать ещё что-то, высказать то, что он действительно чувствовал. — Я… я хочу остаться с тобой и быть твоим возлюбленным, мама.
И в инстинктивном усилии спасти положение он поспешно добавил:
— И я сегодня не хочу ложиться спать. Я устал ложиться спать каждый вечер.
— У тебя бывали ещё кошмары?
— Только один раз. Мама, можно сегодня оставить дверь в твою комнату открытой?
— Да, немножко.
Маленький Джон удовлетворённо вздохнул.
— Что ты видела в Гленсофантриме?
— Там такая красота, милый!
— А что это такое «красота»?
— Что это такое?.. О, Джон, это трудный вопрос.
— Я, например, могу её увидеть?
Мать встала и села рядом с ним.
— Каждый день видишь. Небо красиво, и звезды, и лунные ночи, и ещё птицы, цветы, деревья — все это красиво. Посмотри в окно, вот тебе красота, Джон.
— Ну да, это вид. И это все?
— Все? Нет. Море удивительно красивое, и волны с летящей пеной.
— Ты из неё вставала каждый день, мама?
Мать улыбнулась.
— Мы купались.
Маленький Джон быстро потянулся и охватил её шею руками.
— Я знаю, — сказал он таинственно, — это ты, а всё остальное это только так.
Она вздохнула, засмеялась, сказала:
— Ох, Джон!
Маленький Джон сказал критически:
— По-твоему, Бэлла, например, красивая? По-моему, нет.
— Бэлла молода; а это уже много.
— Но ты выглядишь моложе, мама. Если о Бэллу стукнешься — больно. «Да», по-моему, не была красивая, я помню, а мадемуазель так чуть не урод.
— У мадемуазель очень приятное лицо.
— Это да, приятное. Мне так нравятся твои лучики, мама.
— Лучики?
Маленький Джон тронул пальцем наружный уголок её глаза.