Интернат, или сундук мертвеца
Шрифт:
— Об этом вашем Слонике и побеге тоже писали газеты. Что вы сами думаете, они живы?
— Я думаю, что девочка жива, а плохой мальчик — нет.
— Если я нахожу женщину, это понятно — я могу ее предъявить, а как быть с этим… Слоником? Если он мертв?
— Там посмотрим. Беретесь?
Адвокат у огня не двигался. Феде была видна только его голова над спинкой кресла, хорошо уложенные седые волосы с остатками былой курчавости.
— Я узнаю, что могу сделать. В принципе я могу все. Если мне это интересно. Но бывают такие случаи, когда моих связей и возможностей
Последний вопрос был задан вкрадчиво и еле слышно.
— Ну, это просто. — Федя встал, накинул шарф и посмотрел еще раз на длиннющие ноги в мягких туфлях. — Я просто… — Тут Федя вдруг понял, чего он хочет, и очень этому обрадовался. Хорош бы он был, объясняя этому адвокату, что хочет поговорить с Евой. — Я просто хочу ее трахнуть как следует, и все.
Адвокат неожиданно быстро вывернулся в кресле большим засушенным насекомым и уставился на Федю из-за спинки кресла.
— А остановился я у Хамида. Хамид-Паша — мой друг детства, у него здесь самый дорогой публичный дом. — Федя решил, что такое объяснение достаточно, чтобы… «Чтобы — что?» — Так что у меня на этот счет все в порядке, — добавил он.
Адвокат встал и засунул руки в большие карманы домашнего пиджака.
— Я берусь за это.
— Ты сказал — завтра?..
— Я берусь за это. Выписывайте чек.
— Наличными, — сказал все еще удивленный Федя, засовывая руку во внутренний карман.
— Такое количество вы могли принести только в сумке или чемодане. У вас нет сумки и чемодана. Приготовьте чек, да и у вашего друга должен быть счет в банке.
Федя уставился на адвоката, изумление сделало его лицо глупым и злым.
— Почему? — спросил он, встряхнувшись и задрав вверх подбородок.
— Вы меня заинтриговали. Скажи вы, что хотите отомстить, ну… это было бы неинтересно.
— Почему так дорого?! — спросил Федя осипшим голосом.
— У вас большое и тяжелое дело на межгосударственном уровне. Только моими талантами сыщика здесь не обойтись, оплачивать придется весьма дорогих чиновников безопасности, зато я обещаю, что, если этой женщины здесь не будет, я найду ее даже там, у вас. В России, — добавил адвокат, нависая над Федей. — Вы меня очень заинтересовали. Скажете вашему другу про меня?
— Нет. — Федя дышал тяжело и не двигался с места, хотя хозяин кабинета явно собрался его выпроводить. — Я это… Я не очень понял.
— Денег стало жалко? — спросил адвокат, зябко потирая руки. — Не лишайте меня удовольствия от этой работы, и потом… Только представьте, это же будет самый дорогой в мире трах! Подпишите договор.
— Чего? — Теперь Федя решил, что точно ослышался.
— Ничего особенного, но я теперь являюсь вашим адвокатом, если вы попадаете в историю, я решаю ваши проблемы. Это моя работа, я ведь и налоги плачу.
Федя сказал, что не подписывает никаких договоров с детства.
— Тогда поставьте крестик вот здесь, пожалуйста.
В
Договор
Я буду Драной Жопой, а не Федей Самосвалом, если дам учителю физкультуры сделать это.
И ПОДПИСЬ.
Всего листков было три. Текст одинаковый, подписи разные. Драной Жопой мог еще стать вальяжный черноглазый Хамид и огромный толстяк Макс Черепаха. Договоры упаковались в жестяную банку от чая — богатство Хамида, он хранил в ней несколько фотографий и кольцо-печатку — и были закопаны под деревом недалеко от железнодорожной станции.
Федя вдруг вспомнил отчетливо недоумение на отечном лице Макса Черепахи — тот не понял, что значит расписаться, тогда Хамид сказал ему:
— Поставь крестик…
Макс поставил крестик. Это было в 1964 году в маленьком провинциальном городке.
— Зачем мы это пишем, ведь его уже нет? — спросил рассудительный Хамид.
— Чтобы никогда не забыть и быть начеку, — сказал Федя.
Перед начищенной до блеска табличкой с именем Дэвида Капы стоял старый поляк и неуверенно смотрел на дверь. Почувствовав, что его разглядывают, поляк поднял голову и слегка кивнул иссушенному лицу в окне. Дверь открылась. Поляк оглядел китайца, вошел, все еще медля, но потом отдал слуге шляпу и фотоаппарат. Он завороженно разглядывал картины, пока поднимался по лестнице в кабинет адвоката, перед одной даже замер в благоговейном восторге, достал очки и внимательно изучил подпись художника.
— Казимир Вольшанский, — чуть кивнул старик, огляделся и сел в кресло, повинуясь слабому гостеприимному движению руки Дэвида Капы.
Хозяин кабинета перекладывал на столе бумаги, открыл и закрыл большую книгу, убедившись, что закладка — тонкая резная пластинка из слоновой кости — лежит ровно и там, где надо, потом откинулся на спинку стула, соединил пальцы подушечками, посмотрел в окно и замер, словно заснул.
Наступила тишина.
Старый поляк сидел расслабленно, ему очень нравилась обстановка кабинета и как пахли книги. Дэвид Капа, не двигаясь и не поворачивая головы, повел глазами и внимательно осмотрел Казимира. Казимир встретил его взгляд с невозмутимой старческой доброжелательностью.
— Ищете кого-то или прячетесь? — спросил адвокат, не отводя взгляда.
— Благодарю вас, ищу, — чуть наклонил голову Казимир.
— Почему вы решили, что я смогу помочь?
— А, простите, вот. — Казимир порылся сначала в одном кармане, потом в другом и достал визитную карточку. — Вот, пожалуйста, этот человек в Москве сказал мне, что вы лучший.
Адвокат внимательно прочел имя на карточке, посмотрел, вспоминая, куда-то мимо Казимира, чуть усмехнулся и кивнул.
— Чем больше вы мне расскажете, тем быстрее я смогу помочь.