Интернет как иллюзия. Обратная сторона сети
Шрифт:
Но я же видел это в “спинтернете”!
Изменение отношения Уго Чавеса к “Твиттеру” – от идейного неприятия до всемерного одобрения – типичная реакция авторитарного лидера на интернет. Сначала авторитарные лидеры считают Всемирную паутину обычным поветрием. К их разочарованию, это оказывается не так. Хуже того, рано или поздно на интернет обращает внимание оппозиция, пользующаяся им в основном для того, чтобы обойти правительственный контроль над СМИ. Тогда авторитарные правительства начинают экспериментировать с цензурой. Многое зависит от политической ситуации. Кое-где цензура интернета допустима, поскольку правительство уже контролирует другие СМИ. Там же, где открытая цензура невозможна, правительства предпочитают расправляться с неподконтрольными СМИ непрямыми методами. Спектр возможностей
Режим Уго Чавеса всегда предпочитал мягкие средства вмешательства и контроля, избегая жестких методов, применяемых, например, правительствами Китая и Ирана. Тем не менее в 2007 году Чавес отказался пролонгировать лицензию популярного и критически настроенного телеканала “Глобовисьон”, фактически вынудив его перейти от эфирного вещания к кабельному. В 2009 году венесуэльский министр массовых коммуникаций закрыл более шестидесяти радиостанций, объявив, что у них якобы нет необходимых лицензий, и пообещал передать освободившиеся частоты общественным медиа. Когда же дело дошло до “Твиттера”, у которого правительство не могло отозвать лицензию, Чавесу пришлось выбирать не между цензурой и свободой слова, а между тем, чтобы игнорировать “Твиттер”, рискуя потерять контроль над сетевыми дискуссиями, и попыткой “инфицировать” эти дискуссии собственной идеологией.
Это был неожиданный поворот. На заре интернета многие предсказывали, что он очистит мир от государственной пропаганды. Фрэнсис Кернкросс в своем бестселлере “Исчезновение расстояний” (1997) – центральном тексте киберутопического канона – предсказала, что, “способные знакомиться с различными мнениями в интернете или на тысячах теле– и радиоканалов… люди станут менее восприимчивыми к пропаганде”. Это пророчество не сбылось: правительства научились манипулировать сетевыми дискуссиями, чуть изменив технологию производства и упаковки пропаганды, так что некоторые из лежалых лозунгов приобрели новую аудиторию. Трудно было предположить, что ксенофобские и антиамериканские заявления будут звучать убедительнее из уст острых на язык и предположительно независимых блогеров.
Однако возникает вопрос: почему официальная пропаганда (особенно основанная на лжи и искажении фактов) оказывается действенной в эпоху, когда любой желающий может найти в интернете достаточно сведений, опровергающих официальную точку зрения? Пропаганда срабатывает по тем же таинственным причинам, в силу которых внимание многих американцев привлекают миф об отсутствии у Барака Обамы свидетельства о рождении и выдумки о событиях 11 сентября 2001 года. Доступности информации, доказывающей обратное, недостаточно, поскольку пропаганда не всегда основана на критическом отношении к фактам. Вдобавок определенное структурное состояние общественной жизни при авторитарном режиме может делать насаждаемые правительством мифы устойчивее. Барбара Геддес, выдающийся политолог из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, изучавшая источники народной поддержки авторитарных правительств, выяснила, какая из групп населения восприимчивее к пропаганде: обычно та, которую можно наилучшим образом описать как средний класс. Это те, кто получил некое базовое образование и зарабатывает себе на жизнь, то есть люди, которые не являются ни бедными и невежественными, ни богатыми и высокообразованными. (Две последние группы, установила Геддес, менее восприимчивы к пропаганде, чем средний класс: первые не понимают, чего хочет правительство, вторые, напротив, понимают это слишком хорошо.)
Пропаганда в больших дозах не обязательно настораживает людей, они не отдают себе отчета, что им промывают мозги, не говоря уже о том, чтобы читать между строк.
Общепринятый взгляд на эффективность пропаганды в авторитарных государствах лучше всех выразил Итиэль де Сола Пул, предположивший, что “когда режим ежедневно скармливает людям пропаганду в больших дозах, люди перестают прислушиваться”. Геддес возражает: “Чтобы контроль правительства над информационными потоками всерьез обернулся против него самого, население должно быть необычайно образованным”. Сама по себе доступность информации не снижает уровень общественной
Стоит ли тогда удивляться, что авторитарные режимы, начиная с России и Китая и заканчивая Ираном и Азербайджаном, стремятся превратить интернет в “спинтернет” (Сеть, где мало цензуры, зато много манипуляций и пропаганды), который поддерживает их идеологическое доминирование? В эпоху новых медиа, для которой характерны фрагментация общественного дискурса и децентрализация контроля, жизнь многочисленных чиновников, ответственных за пропаганду в авторитарных странах, стала существенно легче.
Кошки-мышки и пропаганда
В январе 2009 года двадцатичетырехлетнего китайского крестьянина Ли Цяомина, жившего поблизости от города Юйси в юго-западной провинции Юньнань, арестовали за незаконную порубку леса. Ли посадили в камеру № 9 тюрьмы уезда Пунин. Жить ему оставалось две недели. Якобы играя с сокамерниками в кошки-мышки, он ударился головой о дверь и умер. Во всяком случае, так местные полицейские объяснили смерть Ли его родителям.
В течение нескольких часов гибель Ли Цяомина стала в китайской блогосфере новостью номер один. “Сетяне” быстро решили, что полиция неуклюже пытается замести следы. Известие об этом происшествии собрало на сайте QQ.com, одном из самых популярных в Китае, более семидесяти тысяч комментариев. Обвинения сыпались градом. Власти столкнулись с настоящим кибербунтом.
То, что случилось после, – блестящий пример того, как эволюционировал контроль над интернетом в Китае, который, без сомнения, когда-нибудь войдет в учебники интернет-пропаганды. Вместо того чтобы приказать цензорам удалить сотни тысяч гневных комментариев, власти публично обратились к пользователям интернета с призывом стать “сетянами-следователями”, помочь им расследовать гибель заключенного и подготовить доклад, который устранил бы любые сомнения в причине произошедшего. Это показалось разумным решением и помогло хотя бы временно снизить напряженность. Заявки подали более тысячи кандидатов. В состав “следственного комитета”, целью деятельности которого была подготовка доклада о гибели Ли Цяомина, который устроил бы всех, вошли пятнадцать человек.
“Опыт прошлого показывает, что со временем сомнения ‘сетян’ не ослабнут и не испарятся, – заявил У Хао, ответственный за пропаганду чиновник из провинции Юньнань, который инициировал кампанию, – поэтому дело, касающееся общественного мнения и интернета, следует решать методами интернета”. Эти методы подразумевают публичное и децентрализованное принятие решений. Не было лучшего способа заявить о демократизации госуправления в Китае, чем сформировать комиссию из “сетян”.
Деятельность комиссии оказалась формальностью. “Следователям” даже не позволили просмотреть видеозаписи из тюремного помещения, в котором находился Ли Цяомин. Доклад получился неубедительным, и все, что “сетяне-следователи” смогли сказать – это что им не хватило доказательств. Полиция, которой была известна истинная причина смерти Ли, воспользовалась шумихой, вызванной обнародованием доклада, чтобы публично извиниться перед родителями погибшего и объявить, что Ли убили сокамерники. Пропаганда записала себе в счет очередное очко, продемонстрировав смирение полиции.
Это был блестящий цифровой пиар. Инцидент, за который власти можно было призвать к ответу, дал им возможность щегольнуть своей демократичностью. Дальновидные китайские пропагандисты могут составить конкуренцию большинству своих западных коллег. Вместо того чтобы прибегнуть к цензуре, они поступили мудро. Исполнение, правда, оставило желать лучшего. Когда китайские “поисковики плоти” проверили, кто эти пятнадцать отобранных для участия в “гражданском расследовании”, выяснилось, что почти все они – бывшие или действующие сотрудники государственных СМИ. Но в будущем китайские власти скорее всего не станут повторять эту ошибку. (Известно, что государственные СМИ в Китае имеют привычку нанимать малоизвестных актеров на роль прохожих во время “полевых” интервью, когда обычные люди комментируют важные события. По крайней мере, актеры умеют лгать.)