Интернет-журнал "Домашняя лаборатория", 2007 №9
Шрифт:
— Сошью, — сказала Наташа, — деньги ваши будут мне сейчас не лишние…
Женщины тут же стали договариваться о времени встречи, записывать адреса и телефоны, а Данилов чуть было не вскипел, до того он был на улице посторонний.
Наташа почувствовала его досаду, обернулась тут же и глазами успокоила Данилова.
— Одно дело сделано, и ладно, — сказала Клавдия, открывая дверцу, — с тебя, Данилов, хоть шерсти клок.
Однако в машину она все еще не садилась, теперь, когда головной убор был обговорен, Клавдия Петровна смотрела на Наташу без приязни и без заискивания, а холодно, даже с презрением, как дама на швею. Что-то
— Ладно, — сказала Клавдия. — Я тебя разыщу.
И укатила.
Во все время суеты с Клавдией Данилов с Наташей вели разговор между собой, в их разговоре не было слов, а было то, что они назвали четверть часа назад. Этот разговор шел как бы поверх разговора с Клавдией, оттого в нем была игра, волновавшая Данилова и Наташу. Что им была теперь Клавдия и ее тайны, что им была улица Цандера с восемьдесят пятым автобусом и аптекой! Однако, когда речь зашла о чалме, Данилову показалось, что их с Наташей разговор прервался и он, Данилов, остался один. "Впрочем, нашел к кому ревновать!" — подумал Данилов. Женщины — они и есть женщины. Он досадовал и на себя. Экие пошлые слова явились ему: "Наташа — моя вечная симпатия…" Но теперь, когда Клавдия уехала, они с Наташей вернулись к своим главным словам, и Данилов почувствовал, что на сегодня их хватит, дальнейшее может только испортить все.
— Мне на работу, — сказала Наташа.
— А мне скоро в театр.
— Данилов, хочешь, я тебе брюки сошью? Вот мерку сниму и сошью. Или джинсовый костюм? Или куртку?
— Ты с Клавдией сразу нашла понимание, — не утерпел Данилов.
— Любопытный фасон, — сказала Наташа. — Мне захотелось сшить эту чалму…
Ах, какие брюки я вижу для тебя!
— Разве ты — брючный мастер?
— Я все могу! Я тебя одену…
Тут Наташа отчего-то засмущалась, словно поняла, что обновками своими сделает Данилова чем-то обязанным ей, а ему, мужчине, может, и мысль об этом сейчас неприятна… Подошел автобус.
— Счастливо, Наташа! Я позвоню тебе после спектакля!
— Ты приходи…
23
Дома Данилов расстегнул пуговицы рубашки. Оголил плечо. Черной дыры не было. Данилов отклеил прозрачный пластырь и ножницами потихоньку высвободил шелковые нитки. Кожа стянулась, ничто не напоминало о гравитационном коллапсе. А ведь где-то, подумал Данилов, в соседней вселенной открылась нынче белая дыра. Все вещество, словленное Кармадоном для гибельного снаряда, утекло туда. Да и табуретка Данилова и вилки с кухонного стола явились, видно, в ту вселенную подарком. Данилов вздохнул. Удивительно, что не ушли в черную дыру его кости и внутренности. Слаба, что ль, дыра была или что другое удержало их? Тут Данилов с некоей надеждой подумал, что, может быть, он напрасно грешил на Кармадона, что вдруг и Бек Леонович с Синезудом были затянуты в черную дыру и сейчас пришельцами вынырнули из белой дыры в неизвестной Данилову вселенной? Хорошо бы так, уж потом Данилов нашел бы способ вызволить их и вернуть в отчие места.
Какой способ?! Когда — потом?!
Что он Наташе морочит голову, если сам живет под дамокловым мечом и время его последними крупинками истекает в песочных часах! В особенности теперь, после
В дверь позвонили. На пороге стоял Переслегин.
— Здравствуйте, — сказал Переслегин. — Извините, что надолго исчез. Был в командировке, в Горьком.
Тут бы им сразу сказать друг другу о главном, а они замолчали. Данилов даже засуетился, будто давая Переслегину понять, что времени у него мало.
— Я к вам не надолго, — сказал Переслегин.
— Да нет, что вы… — смутился Данилов.
— Вы посмотрели? — спросил Переслегин.
— Да, — кивнул Данилов.
— И как?..
— Мне понравилось… Я ведь вам так и написал…
— Да-да, — согласился Переслегин. — Я очень благодарен…
Он замолчал, смотрел на Данилова, ждал, видно, еще каких-то добрых слов о своем сочинении, а у Данилова все ощущения от музыки Переслегина будто пропали.
— Я бы исполнил вашу симфонию, — сказал Данилов.
— Вот и исполните! — обрадовался Переслегин.
— Кто же меня выпустит на сцену? Где? И с каким оркестром?
— Это все можно устроить! — махнул рукой Переслегин. — Главное, что вам понравилась партитура!
Данилов посмотрел на Переслегина с удивлением. Экий прыткий! Совсем иное мнение он составил о натуре композитора в прошлый раз.
— А отчего вы дали главную партию в симфонии альту?
— Я и сам не знаю отчего, — сказал Переслегин. — Ведь когда начинаешь творить. Простите за пышное слово… Когда начинаешь сочинять музыку, разве делаешь это холодным умом! Уж потом, после, можешь объяснять себе, как возник этот звук, эта мелодия и как эта. Со мной так, с другими, возможно, иначе. Значит, к альту лежала моя душа… В скрипке, уверен, женское начало… Озорная девчонка, печальная женщина, трагическая старуха — это все для меня скрипка… А в альте больше твердости, больше драмы, альт — мужчина… Я не знаю… Я стал писать музыку — и во мне зазвучал альт… Вот и все…
— Но альт-то, согласитесь, нынче не солист, он инструмент вспомогательный, он у скрипки, у голоса человеческого, — в слугах!
— Нет, нет и нет! Инструментов-слуг быть не должно! И не может быть! В музыке все великое и все может прозвучать! Надо только дать звук! Надо уметь найти этот звук! А что до альта, то для него и Берлиоз писал симфонию.
— Берлиоз писал "Гарольда" для альта Паганини! — воскликнул Данилов.
— Ну и что же?
— Как и что же! А теперь-то кто сыграет?
— Вы и сыграете, — сказал Переслегин.
— Я… Но что выйдет? Почему вы пришли ко мне?
— Я слышал, как вы играли в НИИ машинные сочинения. Поэтому я к вам и пришел. Я знаю многих альтистов, а пришел к вам…
"Каким рохлей и несчастным человеком показался он мне в прошлый раз, — по думал Данилов, — а в нем есть сила, он упрямый и знает, чего хочет… А если знает, чего хочет, и тем не менее верит в себя, значит, он и смелый…"
— Вам понравилось, как я играл? — спросил Данилов.
— Да, — сказал Переслегин. — И я счастлив, если вы поняли мою музыку. Я хотел бы показать вам другие свои сочинения… Там вещи для небольших составов. Квартеты, есть секстеты… С темами для импровизаций… Все великие музыканты прошлого были импровизаторами. Ведь так? А нынче выходит, что музыканты могут свободно выражать себя лишь в джазе… Я написал вещи и для вашего альта…
— Моего альта нет, — сказал Данилов.
— То есть как?
— Того альта, что вы слышали в НИИ, нет, его украли.