Интернет-журнал "Домашняя лаборатория", 2007 №9

Журнал «Домашняя лаборатория»

Дорогой доктор Вурека, я был рад получить от вас письмо и узнать о ваших делах. Поздравляю вас с работой в новом научно-исследовательском институте. Я знал, что вас куда-нибудь назначат, но иметь в своем ведении целый институт — это очень хорошо. Вы, наверное, уже получили «Ланцет». Там лестный отзыв о вас.

Я послал номер Бен Мэю в доказательство того, что его деньги не пропали даром.

Но все же ваш рабочий стол вас ждет.

Искренне ваш Александр Флеминг.

Действительно, крупный медицинский журнал «Ланцет» только что напечатал работу доктора Амалии Вурека о мутации некоторых микробов и посвятил ее труду редакционную статью. Письмо Флеминга ее слегка разочаровало. Он не давал никакого совета. Ей казалось, что в словах «целый институт» скрыта ирония. Она-то писала об одной лаборатории. И почему «но все же ваш рабочий стол вас

ждет»? Продиктованы ли его слова сожалением, стремлением ее удержать? Так ей сперва показалось, но она тут же упрекнула себя в слишком большом воображении. Во всяком случае, назначение ее на этот пост в Греции зависело от решения совета, который должен был заседать несколько позже. В ожидании этого решения она вернулась в Лондон продолжать свою работу.

В апреле 1951 года Флеминг уехал в Пакистан на конференцию ЮНЕСКО. В Карачи, как и всюду, его попросили публично выступить и предложили ему следующую тему: «Как дети Пакистана смогут стать исследователями будущего». Флеминг набросал конспект.

Мы все можем, над чем бы мы ни работали, заниматься исследованиями, критически наблюдая все, что происходит вокруг нас. Если мы замечаем необычное явление, мы должны обратить на него внимание и выяснить, что оно означает. Будущее человечества, бесспорно, в большой степени зависит от предоставляемой исследователю свободы. Если исследователь стремится к славе, это нельзя считать безрассудным тщеславием, но, если он занимается научной работой ради денег или власти, ему не место в лаборатории. Не все дети Пакистана смогут стать исследователями, но, если в них развивать, особенно с раннего возраста, наблюдательность, многие смогут достичь этого почетного звания.

Флеминг побывал в мечетях, парках, засаженных розами; слетал на границу с Афганистаном; на шею ему надевали венки из цветов; его сняли на верблюде. Но самое большое удовольствие ему доставил ужин с бывшими товарищами по Лондонскому шотландскому полку и то, что его провожали на аэродроме волынщики.

XVII. Молчаливый профессор Флеминг

We spoke to each other about each other,

Though neither of us spoke.

Emily Dickinson^[53]

Вернувшись из своей очередной поездки, Флеминг в один из июньских дней впервые пригласил Амалию Вурека провести с ним субботу и воскресенье в Бартон-Миллс. Старая деревня, цветы, река, мир и тишина, царившие вокруг, очаровали Вурека. Флеминг показал ей мастерскую в саду, превращенную им в лабораторию и обставленную ветхими шкафами и стульями с продавленными соломенными сиденьями, которые были куплены за два-три шиллинга на аукционах. На столах красовались замечательные, дорогие аппараты — подарки от его почитателей, а рядом стояло самодельное оборудование, которое Флеминг сам смастерил из железных банок и проволоки. На деревянных стенах висели старые эстампы с изображением птиц, покрытые им лаком. Удочки упирались в потолочные балки, а у дверей лежала груда калош и сапог для ходьбы по мокрым лугам. Стерилизационный котел находился в сарае, метрах в пятидесяти от лаборатории; он нагревался электричеством — провода тянулись из дома прямо по газону. Из больших окон открывался вид на яркий многоцветный сад. Все вместе точно отражало характер человека, который задумал и создал «Дун».

Гостье сразу пришелся по душе тихий и уютный дом. Амалия сказала Флемингу, что, если он когда-нибудь, уйдя в отставку, переберется сюда, она выдвинет свою кандидатуру на должность лаборанта и кухарки. Он принялся поддразнивать ее гораздо более почетным и высоким постом, который она только что получила (административный совет единогласно утвердил ее назначение в Евангелическую больницу), и сказал ей: «Уж, конечно, теперь такое занятие было бы недостойно вас». Но Амалия думала, что охотно променяла бы любой пост на право жить и работать здесь, в маленькой лаборатории, окруженной садом, бок о бок с человеком, на которого, она чувствовала, можно полностью положиться. Спокойствие, царившее здесь, в ее представлении олицетворяло рай.

Флеминг собирался провести в «Дуне» весь август. Он предложил Амалии приехать к нему на неделю. Она сказала, что у нее уже поставлено несколько опытов. «А вы привозите сюда ваши культуры, — возразил он ей, — и будете работать в моей лаборатории». Она приехала с ним в машине и провела

в «Дуне» чудесную неделю. Она навела порядок в маленькой лаборатории, что до нее еще никогда никто не делал, помогла Флемингу срезать крапиву и сорняк новой машинкой, которой он очень гордился, удила рыбу в речке, осмотрела пагоду, построенную им собственноручно в саду, и гараж, в глубине которого он устроил себе мастерскую — там в дождливые дни он занимался всякими поделками при помощи электрических пил и других инструментов. Амалия ездила с ним на деревенские торги, где продавалось все, начиная от железного лома и кончая фарфором. Когда она работала в лаборатории, он ежеминутно входил к ней, чтобы проверить, как у нее идет дело, или поделиться какими-нибудь наблюдениями. Иногда он говорил, глядя в сторону, с неестественно безразличным видом: «А почему бы вам не остаться здесь на весь месяц?» Но она не верила, что он это предлагает всерьез. Амалия уехала, когда на смену солнечному дню пришел вечер, озаренный сиянием луны. Через несколько дней она получила письмо.

Дорогая Амали (Sic!), надеюсь, что ваше имя пишется так, но я в этом не уверен. Нам очень тоскливо без вас. Вы вносили сюда оживление, а теперь некому помочь мне косить крапиву. Вы уверяли, что в моей маленькой лаборатории вы успешно работали; поэтому лучше всего будет, если вы заберете все ваши культуры и приедете с ними сюда. Будьте мягкосердечны к мышам.

Ваш А. Ф.

Она ответила дружеским и веселым письмом. Она не проявила никакого мягкосердечия к мышам и убила восемнадцать штук. Все ее опыты оказались неудачными.

С разбитым сердцем я временно расстаюсь со своими энтерококками… Побываете ли вы в Лондоне до конца отпуска? Шлю вам наилучшие пожелания.

Ваша А. Вурека.

Мое имя пишется: Амалия.

Она решила, что ей не следует принимать приглашение, которое было сделано, как она считала, в туманной форме и могло объясняться простой вежливостью. Но следующей почтой она получила такое письмо.

Дорогая Амалия, только что пришло ваше письмо. Спасибо. Лаборатория пустует, нужен лаборант, чтобы навести там порядок. У меня появилась лодка — мне ее прислали вчера, и я уже сегодня утром катался в ней по реке. В следующий вторник в Бёри Сент-Эдмендс будут торги. Посылаю вам каталог; как вы можете видеть, будет продаваться много старинных изделий. Не соблазнит ли вас это? Если да, то приезжайте, и мы снова проведем день в поисках каких-нибудь интересных вещей. Если приедете, вызовите меня сегодня вечером по телефону, и мы обо всем договоримся. Если же вы не приедете, вышлите мне обратно каталог. На понедельник вечером мы пригласили несколько человек на коктейль; если вы приедете, мы вместе выпьем коктейль. Нам по-прежнему вас недостает.

Ваш А. Ф.

Она уже не сомневалась: он явно хотел ее видеть, и она приехала в «Дун» в тот вечер, когда там были гости.

Пока Флеминг наливал коктейли своим соседям и друзьям, Алиса Маршалл отвела Амалию в сторону и сказала ей, что сэр Александр очень скучал без нее. «Во время вашего пребывания здесь он стал совсем другим человеком». Потом вдруг добавила: «Это как раз то, в чем он нуждается; в доме нужна молодая женщина». Гостью удивили и взволновали эти слова. «Но он же старый, ему семьдесят лет», — прошептала она. Миссис Маршалл с жаром принялась утверждать, что жизненные силы не зависят от возраста и что сэр Александр еще молод. Амалия пришла в полное замешательство и внезапно поняла все то, что она сама и Флеминг по свойственной им обоим застенчивости вот уже год отодвигали в область невысказанных слов.

На следующий день Флеминг повез Амалию на аукцион в очаровательную деревню Тюдор де Лавенхем, подарил ей красивую старинную вазу и пригласил ее в старую таверну. Во время обеда он спросил о ее семейных делах. Она поделилась с ним своими разочарованиями. Пятнадцать лет назад они с мужем расстались, несмотря на искреннюю привязанность, которую они сохраняли друг к другу, а сейчас произошел окончательный разрыв. Позже, за чаем, Флеминг читал газету и не проронил ни слова. Амалия решила, что она ему наскучила рассказами о своих личных неприятностях, а у Алисы Маршалл романтическое воображение, как, впрочем, и у нее самой. На обратном пути в Бартон-Миллс Флеминг сделал крюк, чтобы показать своей гостье прелестные дома, крытые соломой. По дороге он говорил о какой-то книге, в которой боги стали жить и вести себя, как люди. «Даже у статуи человеческие чувства», — сказал он. Амалия заставила себя не вдумываться в загадочные намеки Флеминга и через неделю уехала в Лондон.