Интервью для Мэри Сью. Раздразнить дракона

Мамаева Надежда Николаевна

Супруг, вновь обретший жену, посчитал за лучшее обеспечить ее безопасность. Полную безопасность. Теперь Марна была скорее пленницей, чем хозяйкой в замке энга. Единственное, что ей осталось, — это смотреть через зарешеченное окно на то, как ее родная твердыня медленно, но верно опускается все ниже, становится все меньше и меньше, постепенно истаивая.

А

вот Йон о безопасности своей рыжей спутницы не заботился никак. Хотя исправно кормил ее, холил и лелеял, но не желал отвечать на ее матримониальные чувства. Я даже как-то в шутку обронила, что она обидится и уйдет когда-нибудь в лес к лису, который оценит ее по достоинству. Как в воду глядела.

Скоро не только я смогу ощутить все прелести материнства, но и у рыжухи появится свой выводок пушистых колобков. Правда, до этого приплода я все же подозревала в Патрикеевне оборотня, хоть и не совсем правильного…

Когда же, вздохнув, поведала Йону о своем разочаровании, шкура меня огорошил: Рыжая-таки была перевертышем, только наоборот. Звериная натура главенствовала и в образе лисы, и в облике, что отдаленно напоминал человеческий: с руками, покрытыми шерстью, короткими пушистыми ногами и лицом, которое выстилал густой пушок. Но, даже будучи почти очеловеченной, рыжая не разговаривала, а тявкала. Альнуры, а именно к такой разновидности оборотней относилась Патрикеевна, были скорее животными. Своей звериной сутью лисица тянулась к более сильному, Йону, как к тому, кто даст ей отменное потомство.

Вот только шкура отчего-то быть племенным производителем маленьких лисят не захотел. «Я все-таки человек. Даже в звериной шкуре мыслю не как животное, полностью сохраняю разум. И детей, своих волчат, хочу от человеческой женщины», — заявил мне блохастый. Впрочем, не только на словах Йон предпочитал девиц. Он засматривался, да и не только засматривался, на каждую симпатичную мордашку и практиковался в упражнении «как стать отцом». Видимо, боялся в ответственный момент зачатия сплоховать и загодя оттачивал мастерство.

А вот Умару оттачивать данное умение

более нужды не было: Ярика Ружримская отстала от меня ненамного, и сейчас носила под сердцем первенца прославленного драконоборца. Все же дочь торговца оказалась девой весьма целеустремленной, оттого семейное счастье настигло прославленного героя, как тот ни сопротивлялся.

Я так ушла мыслями в себя, что не сразу заметила вестника: полупрозрачная стрела, на древко которой был прикреплен миниатюрный свиток, лежала на подоконнике.

Развернула, сломав сургуч. Витиеватый почерк (явно писца) гласил:

«С прискорбием спешу сообщить моему владыке, что я, ваш верноподданный наместник Олрус, нынешней ночью овдовел: скончалась моя супруга, Вайнес. Она умерла во сне. Ее тело превратилось в тлен за считаные веретена, и маг утверждает, что виною тому — чернокнижное заклинание. Прошу вас, правитель Верхнего предела и всех кнесских урядов, о помощи в поисках виновника.

Ваш верноподданный,

наместник равнинного уряда Олрус».

Я несколько раз перечитала письмо. Несложно было догадаться, кто стоит за смертью мачехи Рааны: сговоры с чернокнижниками просто так не проходят.

Брок должен вернуться вечером, к ужину. Тогда и отдам ему послание. Уже хотела отойти от окна, когда на подоконнике появилась короткая запись, словно выжженная на дереве:

«Мой дар тебе, ведьма. Пусть ты и отказалась от моего предложения, но я все равно буду ждать согласия».

Едва прочла, как руны испарились, словно их и не было.

Дверь скрипнула, заставив меня вздрогнуть. На пороге стоял Брок. Улыбающийся, счастливый, в пыльном дорожном плаще.

Я улыбнулась в ответ, а в душе воцарилась уверенность: Брок сумеет защитить меня и наших детей. Грубой ли силой, хитростью ли, но защитит. Всегда. Потому что любит. А любящий дракон способен на все, и даже больше.