Интервью с холостяком

Спенсер Джудит

— А я думал, ты пришла за пикантными подробностями для скандальной статейки, — виновато обронил наконец Рейнер.

— С чего ты взял? — недоуменно спросила Ноэль.

— Ну ты же журналистка, — дернув плечом, пояснил он.

Молодая женщина кивнула.

— Да, я журналистка, отрицать не стану. У нас, папарацци, репутация та еще. Тем более что я специализируюсь на публикациях, интересных для широкой публики. Серьезных тем мне пока не дают. Мне бы, что называется, показать, на что я способна… Ну, знаешь, откопать какую-нибудь действительно сногсшибательную

сенсацию, чтобы босс понял: мне можно поручать и то, что потруднее!

Ах, сногсшибательную сенсацию, значит? Например, про богатенького холостяка, удочерившего двойняшек своей покойной сестры, кинозвезды со скандальной репутацией… И про то, что отец из этого самого холостяка никудышный: пока он в ресторане прохлаждается с очередной поклонницей, одна из малюток получает серьезную травму! Каждая минута, проведенная наедине с Ноэль, вдруг показалась Рейнеру преступлением.

Молодые люди вошли в лифт — и вновь Рейнера окутало незримое облако тонкого аромата жасмина и роз. Мысли приняли новый оборот: всезнании вновь воскресли картинки пикника в парке, “хулиганского” ужина в ресторане в обществе миссис Лайсетт. От милой улыбки Ноэль на сердце становилось теплее. А ее поцелуи — жизнь за них отдать, и то мало…

Черт подери! Ему полагается думать о бедняжке Долли, а не о благоухающей розами журналистке, которая вполне способна растрепать подробности жизни его семьи на страницах желтой прессы. Между прочим, Ноэль уже произвела некие изыскания и узнала про близняшек. Надо бежать от этой женщины… Однако попробуй объясни это собственному телу, которое наотрез отказывается внимать голосу здравого смысла! К тому времени, когда лифт остановился на нужном этаже, от былой апатичной усталости не осталось и следа, он весь изнывал от жгучего, неутолимого желания. Заключить Ноэль в объятия, шепнуть ей на ухо о том, что она для него значит!..

Двери лифта разошлись в разные стороны. Нечеловеческим усилием воли Рейнер взял себя в руки. Приказал себе остыть, успокоиться, позабыть об аромате жасмина и роз…

— Рейнер, — Ноэль встревоженно всматривалась в его лицо, — тебе нездоровится?

— Со мной все в порядке, — буркнул он.

Она погладила его по плечу.

— Ты уверен? Расскажи, что с тобой происходит, поделись со мной, и тебе сразу ста нет легче.

Ах вот как! На откровенность вызывает! Рейнер скрипнул зубами — легкое прикосновение тонких пальцев обжигало даже сквозь рубашку. В груди нарастал гнев. Стало быть, она и впрямь охотится за сенсацией!

— Не твое дело.

— Знаю, — вздохнула Ноэль. — Но ты расстроен, тебе плохо. Может, я бы могла тебе чем-то помочь?

Рейнер досадливо отвернулся, скрывая обуревающее его волнение.

— Помочь? — Он с трудом сдержал истерический смех. Эта женщина способна лишь еще больше распалить испепеляющее его желание. — О какой помощи ты говоришь?

Ноэль так и не убрала руки — ее ладонь по-прежнему невесомо покоилась на его плече.

— Иногда человеку необходимо выговориться, знаешь ли.

Не в состоянии долее сопротивляться, Рейнер посмотрел на нежную, миниатюрную руку. Ах, если

бы эта рука скользнула ниже, под рубашку, легла ему на грудь…

Невнятно выругавшись, он заставил себя отвести взгляд. “Выговориться…” Да уж, конечно! Ей только это и надо! Хитрая, пронырливая особа наверняка хочет знать, что он делает в больнице в такой час, что у него за “семейные проблемы”. Черт бы ее подрал! Да она врет не моргнув глазом, беззастенчиво пытается им манипулировать! Отчего бы тогда и не поцеловать ее. Если Ноэль бессовестно пользуется им в своих целях, то и ему не грех последовать ее примеру!

Один-единственный поцелуй — ничего серьезного! Твердая решимость Рейнера сопротивляться чарам кареглазой красавицы таяла, точно снег под солнцем. Он окинул взглядом безлюдный полутемный коридор, а затем неуловимым движением схватил Ноэль за руку, рванул к себе так, что лица их оказались на расстоянии какого-нибудь дюйма.

— Мне никакой помощи от тебя не нужно, кроме этой.

И Рейнер припал к ее губам. Он целовал Ноэль медленно, неспешно и жарко, сплетая язык с языком, наслаждаясь каждым мгновением, каждым неуловимым оттенком вкуса, аромата, касания.

Ноэль льнула к нему, щедро возвращая поцелуи. Она казалась такой теплой, такой податливой, такой… такой настоящей и удивительной. И, как ни странно, тревога за Долли отчего-то временно улеглась, ноющая боль сменилась смутным дискомфортным ощущением где-то в глубине подсознания.

Рейнер попытался воскресить в себе гнев, напомнить, зачем и почему он целует эту женщину. Увы, не сработало. Она им манипулирует… Он ею пользуется… Что за чепуха! Вздорные мысли растаяли, растеклись неуловимым туманом. Все утратило значение, осталась только Ноэль — такая покорная и уступчивая в его объятиях, — и испепеляющее, сводящее с ума желание. Ом притянул молодую женщину ближе, мечтая об одном: затеряться в благоухании жасмина и роз, забыть обо всем на свете…

Неожиданно Ноэль уперлась ладонями в его грудь.

— Перестань, пожалуйста.

Перестать? Он резко отстранился. Здравый смысл властно заявил о себе, а вместе с ним пришло и чувство вины. Да что он себе позволяет, целуется с журналисткой едва ли не на пороге больничной палаты Долли?

Рейнер взглянул на Ноэль. Та в ужасе прикрыла рот ладонью, пальцы ее заметно дрожали. В расширенных карих глазах читалась паника. И он с трудом подавил безумное желание вновь обнять ее, но уже затем, чтобы успокоить, утешить…

— Извини, — пробормотал Рейнер, глядя в пол. — Мне не следовало так забываться. Давай распрощаемся… и забудем о том, что было.

Ноэль кивнула.

— Статья почти готова, так что… Ну, словом, больше я тебе вопросов задавать не стану.

— Да. — При мысли о том, что он никогда больше не увидит эту женщину, Рейнер испытал горькое разочарование, но не дал ему воли.

— И вот еще что: я о тебе думаю как о хорошем друге и ни за что не стану копаться в твоей личной жизни и выносить ее на суд публики, так что можешь спать спокойно, — серьезно добавила Ноэль, словно прочитав мыс ли собеседника.