Интервью с Макиавелли

Пронский Леонид

Ваши императоры Петр III и сын его Павел жестокостью своей и сумасбродством возбудили к себе сильнейшую ненависть знати, почему и были свергнуты с первой же попытки. Тогда как декабристов, например, выдали Александру I Шервуд и другие уже к лету 1825 года, ибо государь этот, отразивший самого Буонапарте и вступивший в Париж, был почитаем своими подданными. Елизавета, дочь Петра Великого, обе Екатерины и другие русские государи, умевшие заслужить дружбу знати, не знали заговоров, хотя и правили долгие годы. Не знал их и Александр II, который, хотя и лишил дворянство власти над крестьянами, но защитил при этом их интересы так, что помещики ничего не проиграли от этого, и даже выиграли. Отпустив крестьян на волю, он повелел отрезать у них пятую часть их лучших земель в пользу бывших хозяев и при этом обложил крестьян выкупными платежами, нараставшими по долгам с процентами, так, что освобожденным стало не лучше, а даже хуже.

Правда, Александр был убит за это фанатиками из народа. Но по этому

поводу уместно заметить, что всякий, кому не дорога жизнь, может совершить покушение на государя, так что нет верного способа избежать гибели от руки человека одержимого. Но этого не следует так уж бояться, ибо подобные покушения случаются крайне редко. Важно лишь не подвергать оскорблению окружающих тебя сановников и людей, находящихся у тебя в услужении, то есть не поступать так, как тот же Петр III (Карл Петер Ульрих), который открыто презирал все русское, постоянно оскорблял окружавших его вельмож и офицеров гвардии, прозванных им «янычарами», однако продолжал держать их подле себя, требуя верной службы. Это было безрассудно и не могло кончиться для него ничем хорошим. Вскорости он был арестован и убит караулившими его гвардейцами во главе с Алексеем Орловым.

Что же касается заговоров знати, то из всех способов предотвратить их, самый верный – не быть ненавистным народу. Ведь заговорщик всегда рассчитывает на то, что убийством государя угодит народу; если же он знает, что возмутит народ, у него не хватит духа пойти на такое дело, ибо трудностям, с которыми сопряжен всякий заговор, нет числа. Но даже если такие заговорщики и найдутся, они неминуемо потерпят поражение.

Что дело обстоит именно так, можно убедиться и на примере из вашей недавней истории. Пока Михаил Горбачев был любезен народу, знать подчинялась ему, хотя и была недовольна им за его двоедушие и болтливость. Но по мере того, как народ отворачивался от государя, против него зрели заговоры. И наоборот, – те, к кому переходила народная любовь, становились все более дерзкими. Борис Ельцин и другие честолюбцы шаг за шагом ограничивали его власть, и к началу 1991 года им оставалось сделать уже совсем немногое. Почувствовав приближение конца, Горбачев попробовал устрашить раскольников. В окружении главного из них – Ельцина – нашли заговорщиков, в помощь которым в столицу были введены войска. Однако последовал такой взрыв негодования столичных толп, поднявшихся на защиту своего любимца, что Горбачев тотчас оставил свои планы и пригласил мятежников на переговоры в Ново-Огарево. Недовольные этим отступлением ближайшие помощники самого Горбачева стали склонять его к повторению попытки, но после того как тот, не сказав им ни «да», ни «нет», отбыл на отдых в Крым, решили действовать самостоятельно. Они объявили в стране чрезвычайное положение, снова ввели в Москву войска и попытались восстановить порядок. На стороне ГКЧП тогда оказалась почти вся знать, на стороне же Ельцина – только простой московский люд, что казалось довольно слабой опорой.

На деле же нет и не может быть ничего сильнее народа. И пусть мне не возражают на это расхожей пословицей, что, мол, на народ надеяться – что на песке строить. Пословица верна, когда речь идет о простом гражданине, который тешит себя надеждой, что народ защитит его от властей и вызволит из беды. Тут и в самом деле можно обмануться, как обманулись в свое время Солженицын, Сахаров и другие смутьяны, как обманулся поначалу и сам Ельцин, когда он впервые выступил против Горбачева, еще не утратившего доверия народа. Но если в народе ищет опоры государь, который не просит, а приказывает, к тому же бесстрашен, не падает духом в несчастье, не упускает нужных приготовлений для обороны и умеет распоряжениями своими и мужеством вселить бодрость в тех, кто его окружает, он никогда не обманется в народе и убедится в прочности этой опоры.

Это все и увидели в августе 1991 года, когда простые москвичи поднялись на защиту своего Верховного Совета и главы республики по их призыву. Сопротивление народа, которого заговорщики не ожидали и к которому не готовились, обескуражило их, и они бросились в Форос к Горбачеву, надеясь обрести в нем защиту (ибо они действовали в его же интересах, от его имени, и по его же собственному плану). Однако тот, возвращенный людьми Ельцина в уже «другую Москву», осознал вдруг, что теперь может спасти себя – только отрекшись от своих слуг, что он тут же и сделал. Но власть свою он спасти уже не мог, ибо она на деле уже перешла к его сопернику. Оставалось только подыскать этому пристойное оформление, что и было вскоре сделано. Так при поддержке москвичей и при сочувствии большинства народа новым государем России сделался Борис Ельцин.

Сказанного достаточно, чтобы понять причины по которым утратил власть и ваш последний император, – Николай II Романов, ибо он во всем почти был подобен Горбачеву. Непосредственная причина потери власти – заговор верхушки знати, принудившей царя к отречению. Заговор возник и состоялся потому, что презрение и ненависть к государю достигли огромных размеров. Заговорщики решились на переворот, видя, что устранение царя угодно большинству народа.

И пусть те, кто, властвуя много лет, лишился власти, пеняют не на судьбу, а на собственную нерадивость.

В спокойное время они не предусмотрели возможных бед – по общему всем недостатку в затишье не думать о буре, – когда же настали тяжелые времена, они предпочли бежать, а не обороняться, понадеявшись на то, что граждане, раздраженные бесчинством победителей, призовут их обратно. Если нет другого выхода, хорош и такой, плохо лишь отказываться ради него от всех прочих, как не стоит падать, полагаясь на то, что тебя поднимут. Даже если тебя и выручат из беды, как Ельцин «выручил» Горбачева, это небезопасно для тебя, ибо ты окажешься в положении зависимом и унизительном. А только те способы защиты хороши, основательны и надежны, которые зависят лишь от тебя самого и от твоей доблести.

Николай же, желая избавить страну от смуты, без сопротивления отрекся от власти, чем и развязал эту смуту, погубившую как его самого, так и его государство. Мудрые государи, предвидя беду заранее, тотчас принимали меры, а не бездействовали из опасения вызвать войну, ибо знали, что войны не избежишь, а только оттянешь ее – к выгоде противника. Император мог подписать отречение, если не было другого выхода, но ему следовало затем внять советам императрицы и нарушить клятву при первой же возможности. А случаев к тому у него было достаточно – и в Могилеве, куда его опрометчиво отпустила мятежная Дума (и где он узнал об отречении Михаила, которому передал власть), и позже, – в Тобольске, где у него была прекрасная возможность бежать еще до прихода к власти Ленина с большевиками и где Николай предпочел заняться чтением романов Альфонса Доде. Если же мне заметят, что император, как человек чести, не мог взять обратно данное им слово, то я отвечу на это кратко здесь, сказав, что государь не может быть таким человеком; но далее я продолжу это рассуждение там, где речь пойдет об обещаниях государей и о том, каким образом они должны исполняться.

Вообще же скажу, что никакие пороки государя – жестокость, распущенность, лживость и т. д. – не могут ему повредить, если он умеет не допускать двух вещей – презрения и ненависти со стороны граждан. Допустив разрастание одного или обоих этих чувств, он погиб. О ненависти я скажу подробнее в другом месте. Презрение же государи вызывают нерешительностью, непостоянством, изнеженностью, малодушием и легкомыслием. И Николай в этом, будучи в остальном безупречным человеком и семьянином, показал себя слабым правителем. Он допустил к власти своих многочисленных родственников, которые заняли при нем все высшие должности в армии и государстве, оттеснив от них более способных граждан. И этим он настроил против себя большинство знати. Поддаваясь влиянию со всех сторон, Николай часто менял свои решения, устроив, по выражению современников, «министерскую чехарду» в правительстве. Недовольство народа подавлялось казацкими ногайками. Погруженный в дела и заботы своей семьи, он запустил армию, отчего его генералы и министры проиграли с треском свою «маленькую победоносную войну», в которой потеряли цвет флота, сдали Порт-Артур и отдали японцам Квантунскую область и половину Сахалина. Это привело к народному бунту 1905 года, в ходе которого лозунг «Долой самодержавие!», стал «популярной народной поговоркой». Горело половина поместий по всей России, рабочие бастовали, устраивали шествия и дрались с полицией, матросы захватывали корабли. Во многих городах возникали стихийные Советы рабочих депутатов. Петербургский Совет во главе с Троцким организовал Всероссийскую политическую стачку, а Московский – вооруженное восстание, в ходе которого рабочие 10 дней сражались с полицией и войсками. Плеве был убит террористами-эсерами и по всей стране было убито несколько десятков князей, министров, губернаторов и градоначальников.

К 1907 году народный бунт был подавлен жестоким Столыпиным, сменившим Витте (которого народ наградил презрительным прозвищем «графа полу-Сахалинского»). Но для успокоения мятежной знати царь вынужден был пойти навстречу тем самым ее «бессмысленным мечтаниям», в которых ей было отказано при его восшествии на престол. Манифестом 17 октября ей была дарована Государственная Дума, в которую были допущены также и выборные от народа. Крестьянам Николай объявил о прощении долгов, но они все громче требовали раздела помещичьих земель, за которые готовы были бунтовать снова и снова. И земельный вопрос сразу же сделался главным в собраниях новоиспеченной Думы, за что царю пришлось ее разгонять снова и снова. Видя такое обращение со своими выборными, крестьяне окончательно убедились в том, что государь потворствует только знати, и отвернулись от него.

Защитники крестьян, эсеры убили Столыпина в 1911 году, и после этого крестьянская ненависть перешла уже на самого Николая. В добавок ко всему в народе широко распространилось мнение о том, что «царь этот несчастлив» (рождение в день многострадального Йова, Ходынка, проигрыш войны японцам, больной наследник и т.д.).

Народная вера в царя полностью иссякла.

При этом Николая все больше презирала и ненавидела уже и сама знать, – за то, что окружил себя бездарными слугами и министрами, что проиграл войну азиатам, что потакает своим родственникам, что оказался под каблуком у жены-немки, которой позволил и самой вмешиваться в его дела, и допустить к тому темных людей, вроде старца Распутина. От царя отвернулась даже церковь.