Интимный дневник гейши
Шрифт:
Янагисава улыбнулся, его черные глаза полыхнули огнем.
— На сегодня довольно разговоров о политике…
Если другие намеки любовника остались для Хосины непостижимыми, то смысл этих слов Янагисавы, изгиба его губ и протянутой руки он прекрасно понял. Желание горячей волной прошло по телу Хосины, однако он сопротивлялся порыву, хотя и ощущал нарастающую сладостную тяжесть между ног. Как отвратительно, что канцлер высказывает свое недовольство, ставит его в тупик, насмехается над ним, разрушает планы, а потом ждет от него наслаждений! Гордость Хосины восставала. На
Но страсть переборола возмущение. Хосина жаждал соития как подтверждения любви Янагисавы. Он позволил канцлеру увлечь себя на постель — единственное место в мире, где они были равны.
В коридоре, припав к щели в стене, стояла госпожа Янагисава. Она смотрела, как сплетаются, прижимаясь друг к другу, обнаженные тела ее мужа и его любовника. Слушала их всхлипы и стоны, но ее лицо оставалось бесстрастным. Когда они забились в конвульсиях оргазма, с ее губ сорвался тихий вздох. Она повернулась и пошла прочь по темному пустому коридору.
14
Солдаты шли по торговому району Нихонбаси. Их факелы в ночном воздухе исходили копотью, топот разрывал тишину. Они останавливались у каждого дома и колотили в закрытые двери и ставни.
— Открывайте! — кричали они. — По приказу сёсакана-самы сёгуна выходите и покажите свои лица!
Мужчины, женщины и дети в ночной одежде высыпали на улицу, ежась от холода и страха. Квартальный староста строил их в шеренгу и вместе с командиром назначенной Сано поисковой команды сверял каждого человека с официальным квартальным списком, пытаясь обнаружить отсутствующих в нем женщин. Солдаты обыскивали здания в поисках спрятавшихся людей, врываясь в игорные притоны, прерывая карточные игры и выгоняя игроков на улицу.
Шум вывел из дремы госпожу Глицинию и Молнию, пристроившихся в задней комнате игорного притона. Молния сбросил одеяло, которым они были укрыты, и вскочил, мгновенно проснувшись.
— В чем дело? — пробормотала Глициния, ничего не соображая со сна.
— Вставай! — хриплым шепотом приказал Молния. — Там солдаты. Нам нужно бежать.
Ужас заставил Глицинию проснуться, она сразу поняла, что солдаты пришли за ней. Молния, схватив ее за руку и рывком поставив на ноги, рявкнул:
— Поторопись!
К счастью, они спали в одежде. Пока Глициния нашаривала обувь, Молния схватил узел с ее пожитками и вытолкал в переулок в тот самый момент, когда солдаты откинули занавеску между игорным залом и их комнатой.
Глицинию обжег ледяной воздух. Плащ распахнулся на ветру, но не было времени завязать его. Молния побежал по переулку, держа ее за руку. Они нырнули в другой переулок, прошли развалинами дома, сгоревшего во время пожара. Солдат больше не было слышно, но Молния тащил ее дальше. Толстый серп луны над крышами освещал путь, по которому он двигался с легкостью зверя, хорошо знающего свою территорию.
Они спустились на берег узкого канала и по грудь погрузились в студеную воду. Увязнув в илистом дне, Глициния потеряла сандалии. Босая — проститутки никогда не носили носков, — она с трудом выбралась на противоположный берег.
Наконец Молния остановился у какого-то здания. Глициния села на корточки, дыхание сбилось, она взмокла от пота. По сторонам двери чернели зарешеченные окна. Молния постучал: два удара, пауза, затем еще три быстрых удара. Дверь немного приоткрылась, в переулок пролился свет. Показалось мужское лицо, синюшное и небритое. Мужчина взглянул на Молнию и распахнул дверь. Молния втолкнул Глицинию в коридор с земляным полом и голыми балками, и она увидела, как мужчина сжимает в руке кинжал; татуировки на его теле говорили, что он разбойник. Но она слишком радовалась убежищу, чтобы беспокоиться об опасностях, которые могут ее здесь подстерегать.
— Солдаты уже обыскивали этот район? — спросил Молния.
Мужчина помогал головой. Молния тихо выругался, и Глициния испугалась, что им снова придется уходить в ночь. Но Молния повел ее по коридору мимо разделенных перегородками комнат. Свет ламп пробивался через старую бумагу, вырисовывая силуэты сплетающихся человеческих тел. Глициния слышала стоны и хриплое дыхание, в нос били запахи мочи, пота и совокуплений. Когда они с Молнией вошли в комнату, где над полом из деревянных планок, выложенных вокруг вкопанной в землю большой бочки с водой, висела потушенная лампа, Глицинии захотелось смеяться и плакать. Это была общественная баня, по совместительству служившая подпольным борделем. Она сбежала из одного публичного дома для того, чтобы укрыться в другом.
Между тем Глициния так замерзла, что ее всю трясло, зубы выбивали дробь. Горячая вода в бочке казалась райским видением. Молния сбросил с себя мокрую грязную одежду. Глициния быстро — насколько позволили дрожащие руки — разделась, но платок не сняла. Ее израненные ноги оставляли на полу кровавые следы. Они с Молнией потерли себя мешочками с мылом, облились водой из ведер и сели в бочке, погрузившись в воду по плечи.
Горячая вода нежно приняла тело Глицинии, и та блаженно вздохнула, не обращая внимания на плавающий на поверхности мусор и стоявший в комнате запах плесени. Разомлевшая и усталая, Глициния не могла думать о том, что будет дальше. Она закрыла глаза, склонила голову на край бочки и погрузилась в дрему.
— Не расслабляйся, — сказал Молния. — Мы не можем здесь оставаться. Рано или поздно сюда придут солдаты. Нужно смыться до этого.
— Пожалуйста, давай побудем здесь еще немного, — пробормотала Глициния.
Молния беспокойно заерзал, вода заволновалась.
— В Эдо нет безопасных мест. Я планировал еще утром быть на тракте. Но нет… тебе захотелось остаться.
Его обвиняющий тон заставил Глицинию насторожиться и прогнал сонливость. Глаза Молнии злобно блеснули.