Интроверт
Шрифт:
Здесь было грязно и неуютно. В углах под потолком чернела разводами мокрая плесень, а под ногами время от времени испуганно пробегали суетливые тараканы. Но это было единственное место, где я могла ощущать себя в относительной безопасности. В мотеле «Короли автострады» никто не спрашивал ничьих имен и никогда не требовал документов.
Я схватила свой ключ и на ватных ногах вышла наружу. Небо на горизонте уже успело подернуться золотисто-багряными лучами. Заморосил противный мелкий дождь, и я сразу же продрогла до костей. Привет, чертова осень!..
Я
Вскарабкавшись по лестнице на второй этаж, я быстро отыскала нужную комнату и сунула ключ в замочную скважину. Обшарпанная темно-зеленая дверь тут же послушно распахнулась, оголив передо мной свое неосвещенное нутро.
В номере оказалось не так паршиво, как я боялась. Постель заправлена свежим бельем, на низкой тумбе в изножье двухспальной кровати чернеет экраном пузатый телек. Из ванной комнаты доносится тихое хлюпанье текущего крана. Во всяком случае, здесь не хуже, чем в железной коробке, в которой я торчала под мостом на протяжении последних семи месяцев.
Захлопнув за собой дверь, я увалилась на кровать, не раздеваясь. Подтянула колени к подбородку и тихо заскулила.
В моем кармане оставалось всего сто два бакса – слишком мало для того, чтобы протянуть еще хотя бы пару суток. Мне было страшно, меня тошнило, а тело била крупная дрожь. Я валялась на постели, тупо таращась на свой испачканный кроссовок, молча рыдала и пыталась понять, как мне теперь выживать. Что же это за мир такой, где детям приходится жестоко расплачиваться за ошибки взрослых?..
Как жаль, что мой ворчливый дедушка давно умер от старости. Он всегда умел подобрать нужные слова, чтобы вселить в меня веру в собственные силы. Смог бы и сейчас.
Однажды, когда я разнесла в кровь коленки, свалившись с детского велика и со слезами на глазах заявила о том, что больше никогда не сяду за его руль, дедушка произнес одну мудрую вещь. Он сказал, что если бы птенцы отказывались от неба каждый раз, когда им не удается взмыть ввысь, то птицы уже давно разучились бы летать. А потом добавил, что любой опыт к нам приходит через боль.
И пусть он был ужасным ворчуном, большую часть времени проводившим за своими черно-белыми газетами, я все равно по нему очень скучаю. Я бы отдала все, что у меня есть (например, свои последние джинсы), чтобы еще хотя бы один раз его увидеть.
Пусть многие советы дедушки казались мне откровенно странными и даже непонятными, они обладали какой-то магической успокаивающей силой. Как в тот раз, когда я твердо решила стать красавицей, намазав на свое
За окном номера понемногу светало, и вскоре по стеклам потекли подсвечиваемые дневным светом ручьи дождевой воды. Разбушевавшийся ливень, словно насмехаясь надо мной, стремился затопить окрестности дешевого мотеля. И ему было совершенно наплевать на то, что у меня на ногах надеты единственные кроссовки. Тряпичные.
Повертев свой телефон в руках, я сделала сдавленный вдох и зашвырнула его в мягкую подушку. Мне некому звонить и не у кого просить помощи. Да и если бы хоть одна живая душа узнала о том, где я сейчас нахожусь, меня незамедлительно передали бы органам опеки. От одной этой мысли меня прошиб ледяной озноб. Я лучше умру самой мучительной смертью, чем вернусь в это адское место…
Я провела в постели несколько часов, то погружаясь в тяжелый поверхностный сон, то вновь просыпаясь. Сквозь дрему мне казалось, что из-за смежной стены доносятся странные звуки. Похожие на те, когда голодному псу бросают целый мешок вкусно пахнущего корма, и он жадно принимается им давиться, даже не разжевывая. Бррр…
А потом я поняла, что и сама умираю от голода. Моему телу было безразлично все то, что терзало мой разум. Оно хотело есть.
– Ладно… – я разложила перед собой оставшиеся деньги и задумчиво прикусила нижнюю губу. – Что-нибудь придумаю. Все будет хорошо, Софи!
Для большей убедительности я даже сама себе кивнула. А затем наскоро приняла душ, почистила зубы и включила телевизор.
Спутниковой тарелки в этой дыре ожидаемо не оказалось, так что доисторический телек транслировал всего три канала – какую-то унылую передачу про религию, частоту с еще более убогими ретро-хитами, и канал для взрослых, с экрана которого громко стонала грудастая блондинка.
– Мерзость… – покраснев, я быстро нажала на кнопку пульта, и телек тут же печально потух. – Как только взрослые могут смотреть это дерьмо?
Поежившись от отвращения, я спрыгнула с постели, набросила на плечи ветровку и шагнула к двери, ведущей на улицу.
Чтобы заглушить панические голоса в моей голове, раз за разом спрашивающие меня о том, что теперь делать и как жить дальше, я включила плеер погромче, и из динамиков наушников тут же полилась знакомая успокаивающая мелодия.
Капюшон сиреневой толстовки помогал прятать лицо от противных холодных капель, но сильно мешал обзору, наползая на глаза. Поэтому, когда в самом низу лестницы я внезапно налетела на чью-то худую фигуру, я даже почти этому не удивилась. Чего нельзя было сказать о прилизанном незнакомце с большим коричневым чемоданом.