Интуиция

Бартол Эми А.

— Нет, люди женятся; это такое таинство, которым мы не занимаемся, потому что оно только для живущих на Земле. Связь, это более древнее и необычное — ангельское… более сильное, — объясняет Рид, изучая меня, поглаживая мою ключицу чуть выше простыни.

— Что значит более сильное? — шепотом спрашиваю я, пытаясь сосредоточится на том, что он говорит, а не на том, что делает.

— Когда мы даем друг другу обязательный обет, это делает нас единым целым, тогда я могу взаимодействовать с Военным советом от твоего имени. Они потеряют свою власть над тобой, потому что твоя судьба будет связана с моей, так что любая судьба предназначенная для тебя, предназначена и мне, — говорит он мне, проводя своим пальцем

по моему плечу, вниз по руке, прослеживая вены и артерии, проходящие по моей руке к моей ладони. — Они не смогут сделать мне то, что планируют сделать с тобой, потому что я не полукровка. Так что, если мы станем едины, они должны будут относиться к тебе так же, как относятся ко мне.

Я на мгновение закрыла глаза, наслаждаясь его прикосновениями. Но когда я осознаю то, что он говорит мне, я открываю глаза.

— Ты уверен, что они будут относится ко мне, так же, как относятся ко мне? Или это они к тебе будут относится так, как относятся ко мне? — спрашиваю я, сопротивляясь тому, что он говорит.

Что если это не сработает так, как он хочет, и тогда ему придется испытывать все, что предназначено мне? От этого мне становится плохо. Я могу принять все, что происходит со мной, но, если он будет страдать из-за того, что предназначено мне, это причинит мне такую боль, которую я вряд ли выдержу.

— Уверен, — непоколебимо говорит он, но он действительно умеет хорошо меня обманывать, когда дело вещей, когда он боится, что мне причинят боль.

— Так этот обед… что ты имеешь ввиду? — спрашиваю я, наблюдая за тем, как в его глазах все больше растет удовольствие от того, что я готова попробовать этот план.

Так странно видеть его таким, когда мы обсуждаем такую серьезную ситуацию. Он выглядит счастливым. Рид дарит мне грандиозную улыбку.

— Это значит, что ты моя, а я твой, и никто не сможет встать между нами. Это значит, что мы станем единым целым и это безвозвратно.

— Так если по сути я твоя, а ты мой… что произойдет если кто-то решит, что я зло, и что меня нужно уничтожить? — в замешательстве спрашиваю я.

— Тогда я смогу бороться за нас, — самодовольно и удовлетворенно, говорит он.

Эта лазейка звучит пугающе, как будто он вместе со мной прыгает на раскаленную сковородку. Я прикусываю нижнюю губу и спрашиваю:

— Но что если не будет никакого способа бороться с этим? Что если это будет какой-то правитель, и он решить меня казнить?

Его ответ прост и абсолютен.

— Тогда я тоже умру. Нас будет ждать одна и та же участь.

Я вскакиваю на ноги.

— Нет! Абсолютно нет! Нет! — качая головой, говорю я.

Он чокнутый, если думает, что я позволю ему уйти со мной.

— Женевьева, — вздыхает он.

— Рид! — говорю я.

— Что тебя не устраивает? — серьезно спрашивает он.

— Все, — решительно говорю я, начиная расхаживать по комнате и заламывать руки, которые внезапно стали потными.

— Ты не хочешь быть моей? — низким тоном спрашивает он, и что-то мелькает в его глазах… он ранен. — Если ты хочешь, с тобой может связаться Зефир, но ты бы хоть на секунду могла подумать о Булочке, — натянуто говорит он то, чего я вообще не ожидала.

Я останавливаюсь, и смотрю на него.

— Рид, ты не можешь говорить такое серьезно. Я бы никогда не связала себя ни с кем кроме тебя, — говорю я, его глаза начинают сиять, а уголки губ поднимаются вверх. — Я просто не могу тебе позволить сделать для меня нечто подобное. Я не могу сделать это с тобой.

— Женевьева, я уже привязан к тебе… Я не боюсь ничего в этом мире. Нет ни единого Падшего, который может набросится на меня и которого я еще не видел, но могу сказать тебе, когда дело доходит до тебя…, - говорит он, вставая и заключая меня в свои объятия. — Ты даже не знаешь нашего языка, ты так молода и ты даже не ждешь для

себя справедливости. — Он очень серьезен, когда говорит: — Я уверен, у Пэган здесь много друзей, которым не понравилась смотреть как она умирает. Я уже столкнулся с некоторыми из тех, кто хоть и не открыто враждебен ко мне, но не будет сдерживать свою враждебность с тобой, если я уйду, — говорит он, и я понимаю о чем он говорит. Они не хотели с ним драться, потому что он элитный боец, но я другое дело. — Сейчас, Прэбэну и его людям приказали охранять тебя, но я им не доверяю. Мы приобрели мощного врага в лице Гунара Думаю, у него есть планы на счет тебя, потому что он ждет не дождется когда мы с Зефиром уедим.

Я начинаю дрожать. Просто потому, что, если совет не убил меня открыто, что им мешает сделать это позже. Если здесь кто-то хочет, чтобы я умерла, существуют способы, совершить это без лишней суеты. Эти войны могут не быть элитными убийцами как Рид и Зефир, но они все очень эффективные убийцы.

— Ты не перестанешь быть элитой? — со вздохом спрашиваю я. — Я должна была сделать то, о чем ты меня просил, когда мы впервые встретились. Я должна была уйти, как ты говорил. Не знаю, я не слушала тебя, а теперь ты пытаешься меня защитить, но я могу отличить правильное от неправильного и это неправильно. Ты не человек, которого ты любишь, ты сам мишень. Если ты любишь кого-то, то ты должен делать то, что лучше для него, а не лучше для себя.

— Это лучше для меня. Но никто не может спасти меня, кроме тебя. Я не могу уйти от тебя, поэтому мне придется остаться и бороться с ними за право остаться с тобой. Если это то, что я должен сделать, тогда я это сделаю. Ты веришь, что я солгал, когда сказал, что люблю тебя? Я докажу тебе, что я этого не делал, — говорит он сжимая губы, и я не сомневаюсь что он серьезен.

Я поворачиваю лицо к его груди, кивая, и представляя, как он борется за то, чтобы остаться здесь со мной. Жду несколько мучительных секунд, поднимаю голову и смотрю на него.

— Если я образую с тобой связь, тебе не придется бороться со всеми ними, чтобы остаться со мной? — спрашиваю я, потому что должна быть уверена.

— Они не смогут отнять тебя у меня, потому что я свободен, и мы едины. Ты не Падшая, потому что ты не запятнана, а все Падшие помечены, — все еще стоя неподвижно, говорит он. — Ты так же и не Нефелим… у тебя антологичное происхождение, но у тебя есть душа, а это значит, что у тебя может быть искупление.

— Значит тебе придется любить меня вечно, или что-то в этом роде? — спрашиваю я, потому что знаю, что у меня нет понятия бесконечного пространства времени, которое он мне обещает.

С другой стороны, Рид, наверное, знает, как долго мы об этом говорим, и его это не смущает

— Да, — размышляя говорит он, — и тогда это будем ты и я. Ты больше никогда не будешь одна, потому что я буду с тобой… всегда, — выдыхает он.

Каждая клеточка моего тела реагирует на его слова, и прежде чем я могу остановить себя, я говорю.

— Хорошо, я согласна, — улыбаюсь я, меня переполняет чувство эйфории.

Чистое блаженство окутывает меня только несколько мгновений, а потом мне в голову приходит образ Рассела. Часть меня действительно чувствует вину, а другая часть меня, часть моей души, хочет сопротивляться, потому что Рид не Рассел; он не моя родственная душа. В мою голову проникают тяжелые мысли о том, что будет с Расселом, а потом по всему телу прокатывает режущая боль. Рассел умолял меня вернуться, и теоретически, это единственный способ сделать это. Если я не образую связь с Ридом, то буду вынуждена остаться здесь с Воинами, потому что они не отпустят меня. Это продлиться не долго, ровно до того, как я начну раздражать кого-нибудь из них простым фактом, что просто дышу. Рассел сказал, что его любовь ко мне безоговорочна. Увидим, правда ли это.