Иные миры: Королева безумия
Шрифт:
— Отлично! Я не желаю быть у вас в долгу! Ни на копейку! Сколько я вам должен? Назовите свою цену. Чего вы хотите?
— Твою дочь. Веронику.
— Нет!!!
– закричал я неистово.
– Нет!!! Нет!!! Нет!!!
— Да. Это справедливая цена. Я ведь предупреждал тебя, что всё на свете имеет свою цену. Она Избранная, и должна пройти свой Путь.
— Я не отдам вам её!
— От тебя ничего не зависит. Она наша!
— Нет!!!
Ужасная боль взрезала грудь. Это снова вернулся Зверь. Но теперь его стальные когти и острые как бритва клыки были направлены против меня самого. Я чувствовал, как он терзает, рвёт меня изнутри. Я захлебывался криком от невыносимой боли, а
Но то, что произошло дальше, было ещё хуже.
Зверь на мгновение ослабил хватку. Наступила короткая пауза, такая жуткая и напряжённая, что я едва не умер от страха.
И тут я услышал негромкий шелест. Это был совсем тихий, почти неслышный звук, похожий на шуршание тончайшего шёлка.
Я замер.
Шелест пронесся по комнате и тихим эхом улегся в моей голове. И в ту же секунду тысячи бесов с рёвом ворвались в мою несчастную голову и принялись терзать её.
Это был кромешный ад! Бесы выли, ревели, хохотали, плакали, и каждый звук, производимый ими, чудовищным эхом отражаясь от моего черепа, сотрясал меня как тряпичную куклу.
«Он мой!!!» — вопил один.
«Нет мой!!!» — вторил другой.
«Посмотрите на него!!! Ха-ха-ха!!! Повелитель вселенной!!! Ха-ха-ха!!!» — грохотал третий.
«Хи-хи-хи!!!»
«Хо-хо-хо!!!»
«Вот это семейка!!!» — издевательски гремело в моей голове.
– «Просто смех!!!»
Обезумев от боли, я катался по полу, закрыв голову руками, а бесы не умолкали ни на секунду.
«О-хо-хо!!!»
«А-xa-xa!!!»
«У-ху-ху!!!»
Я знал, что нельзя поддаваться, нельзя показать им свою слабость, но ничего не мог с собой поделать. Их чудовищный напор был невыносим, и не было в мире человека, который мог бы им сопротивляться.
— Прекратите!!! Хватит!!! Пожалуйста, хватит!!! Умоляю вас!!! Прекратите!!! Я сдаюсь!!!
И в ту же секунду всё вокруг покрыл невообразимый чудовищный рёв. Я понял, что пришла смерть.
Сквозь кровавую пелену, застилавшую взор, я успел заметить каких-то людей, входивших в нашу квартиру. Потом всё заполнила серая пустота и мир исчез.
Больница. Октябрь.
Пустота и тишина.
Времени нет. Оно исчезло, растворилось, и я свободно парю в пространстве, ничем не скованный. Вокруг — чёрная пустота, космос, бескрайний и глубокий.
Астральное тело покинуло оболочку. Остался только дух — живой, свободный, готовый к мгновенным перемещениям. Ему всё доступно, всё возможно, и нет ничего неподвластного ему. Он парит над миром, он выше мира, он совершеннее и сложнее, и загадочнее его нет и не было ничего и никогда.
Это Жизнь. Это Смерть.
Это Бессмертие.
***
Я очнулся в больнице.
***
Психиатрическая больница производит жуткое впечатление.
С первой минуты она наваливается на тебя своим огромным каменным телом, и давит, давит, давит, пока не раздавит окончательно. Она поглощает тебя, как гигантский спрут, и ты медленно варишься в её каменном брюхе, пока сам не станешь частью её плоти, слившись с другими такими же в одну серую больничную массу.
Она огромная и невыразимо старая, эта больница. Ей лет сто, а может, и больше. Она похожа на средневековый рыцарский замок с высокими залами, бесконечными коридорами, башенками и флигельками — жутковатое порождение фантазии безумного архитектора.
Она насквозь пропитана временем. По
Странное чувство вызывает эта больница. Раньше мне никогда не приходилось здесь бывать, но сейчас я испытываю щемящее ощущение дежа вю — уже виденного. Мне знакомы эти бесконечные коридоры, я уже бывал в высоких палатах, и я точно знаю, что находится там, за дверью в конце коридора, где начинается кафедра, и откуда приводят студентов, хотя ни разу там не был. Откуда-то из глубины подсознания всплывает картина: высокий человек в старомодном сюртуке и пенсне смотрит на меня внимательными усталыми глазами. За его спиной — то же высокое окно, составленное из десятков крохотных, в ладонь, стеклышек, разделённых деревянными перемычками, только вместо столетних лип — чахлые низкорослые саженцы, и там, где сейчас за бетонными зубами новостроек тарахтит трамвай и несутся бесконечным потоком машины, стелется снежной пылью пустынный тракт и плетётся неторопливо сонный извозчик.
Что-то есть в ней, в этой больнице, какая-то аура, заставляющая человека с первой минуты признать её превосходство, покориться ей и доверить свою душу целиком, без остатка. И тогда, быть может, наступит миг, когда она признает тебя своим. Старая больница вздохнёт неторопливо, погасит за окнами серый осенний день, приглушит свет люминесцентных трубок в коридорах и распахнёт перед тобой одеяло на жесткой железной койке. И укладываясь, ты уже будешь знать, что этот вечер будет особым, что старая больница решила открыть тебе один из тех секретов, которые носят в себе всю жизнь и открывают только в последний миг перед смертью. И в сладостном страхе — а вдруг это и есть смерть? Вдруг ты уже никогда не проснешься? — понимаешь, что больница права: это и есть смерть; ты умер, умер для прежней жизни, и отныне всё для тебя будет делиться на до и после больницы, и от этого знания тебя охватывает ощущение невыразимой лёгкости и свободы — всё уже позади, не нужно бороться, не нужно никому ничего доказывать, а нужно просто успокоиться, смириться и принять как данность. И тогда в награду ты получаешь крохотный золотой ключик. Замирая от восторга, ты отпираешь заветную дверь, и происходит чудо. Стрелки часов дрожат, медленно, со скрипом вращаясь назад. Время совершает полный оборот, и вот ты в своём старом дворе, возле старого дома, и тебе пять лет. На дворе весна, лужи в прозрачных льдинках, и голые ветви в ослепительно-синем небе, и лёгкий ветерок дышит свежестью. И это — первая весна, которую ты запомнишь. Впереди у тебя огромная, почти бесконечная жизнь, ты искренне веришь в чудеса, в Деда Мороза и в Бабая, и совершенно не веришь в смерть, в страдания, в безумие...
Ты садишься на корточки, и теперь бескрайнее синее небо лежит прямо у твоих ног — в прозрачной весенней луже. Ты выуживаешь из воды ломкую голубоватую льдинку, и подносишь её к глазам. Ты смотришь на мир сквозь это живое стекло, чувствуя, как оно плавится, стекает ледяными ручейками по замёрзшим пальцам. И мир волшебным образом преображается, и всё выглядит иначе в этой маленькой прозрачной пластинке — дома, деревья, люди, и ты не можешь оторваться от этого чуда, и оно владеет тобою целиком, и будет жить в тебе вечно.