Иные
Шрифт:
— Раз уж вас беспокоят вампиры, — сказал он, нырнув в сторожку, — То, пожалуй, вот, держите, крест, — протянул он мне деревянное крупное распятие, возможно, висевшее внутри где-то на стене, — И святая вода, — вручил он ещё и маленькую пластиковую бутылочку без этикетки, объёмом где-то грамм двести или двести пятьдесят.
Не успев взять это из его рук, как я обернулся на тонкий, но громкий писк откуда-то с территории кладбища. Это было похоже на визг ребёнка, однако туман не давал свету моего фонаря что-либо разглядеть. Думаю, мы оба вздрогнули от такого звука, а потом сторож метнулся за своим одноствольным большим ружьём.
Точнее, ружьём-то,
Крик быстро умолк, причём на звук так, словно его чем-то перекрыли. Не иначе, как мужская рука Лоусона заткнула детский рот Питера, пытавшегося позвать на помощь. Всё-таки мысль о том, что этот негодяй мог отправиться делать ритуал прямо на кладбище — была верной. Хотя ещё предстояло в этом убедиться и поймать мерзавца с поличным.
Главное было найти его прежде, чем он успеет причинить вред мальчику. Мы осторожно, и в то же время явно стараясь успеть вовремя, сквозь туман уже нараспев начинали слышаться какие-то обрывки фраз мужского голоса.
И этот голос я узнавал. С Лоусоном я беседовал несколько раз за последнее время, так что не должен был его с чем-то спутать. Прислушиваясь, мы шли и шли, пока я не обомлел и не остановился с распахнутым ртом, уставившись на прорисовывающийся сквозь туман огромный силуэт.
Колени затряслись, пальцы крепко схватили рукоять фонарика и рукоятку пистолета, при этом в основном контроль над собой я потерял. Сторож, позади меня, тоже встал, как вкопанный, и мы уставились на нечто, которое будто бы в ответ уставилось на нас. Оно стояло выше туманно, прорисовывалось мистическими очертаниями, будто бы пытаясь обрести плоть и материализоваться, но мерцая загадочными переливами совершенно потусторонних оттенков по всей протяжённости видимых частей исполинского тела.
Я не мог не узнать это чудовище! Та самая тварь из моего кошмарного сна, что гналась за мной. Но раз в пять крупнее, чем там, в нелепых ночных грёзах. По-настоящему колоссальное чудовище со звериными лапами, неописуемой зубастой мордой, словно гибрида человека и зверя, обрамлённой львиной гривой.
Позади неё растирались перепончатые массивные крылья. Действительно гигантские, способные поднять в воздух это подобие дракона, этот инфернальный гибрид, описанный когда-то в древности под именем «Мантикора», будто реально существующее создание. И теперь, глядя на эту скалящуюся тварь, уже никому не могло показаться, что такие звери обитают лишь в фантазиях, сказках и старинных мифов давно исчезнувших народов.
Несмотря на некую астральную проекцию, или как вообще назвать это мерцание и сияние ещё не материализовавшегося до конца чудовища, было видно даже волосинки густого меха, покрывающие это тело. Позади злобно размахивал из стороны в сторону плотный большущий хвост, явно при полёте крыльев выполнявший важную функцию балласта и руля, позволяя не терять равновесия, поворачивать, совершать манёвры.
Наконечник этого подвижного хвоста и вправду оканчивался скорпионьим жалом, огромной луковицей с крупным ядовитым шипом, способным буквально пробить насквозь не только человека, но и там, быка, например, как мне казалось. Сам этот хвост по строению состоял из хитиновых бочковатых кусков, соединённых подвижно
Эта тварь внушала неописуемый первобытный ужас в сердце, и при этом отчасти вызывала невероятное восхищение. Гибрид, который не мог и не должен был существовать, сейчас глухо рычал. Издавал звуки крайне зловещие, столь низкие и утробные, от которых попросту мороз шёл по коже. Дыхание перехватывало, а волосы вставали дыбом, глядя на косматое нечто. А где-то у лап этой впечатляющих размеров щурящегося существа у преобразованной в некий жертвенный алтарь лавочки, на коленях стоял лысый мужчина, нараспев восхваляющий воззрившееся на нас потустороннее чудовище.
— Мы ждём твоей силы, жаждем всего естества твоей ярости! Обрушь же! Обрушь гнев свой не то, что вторглось сюда без спроса! Боги и чудовища вновь сойдутся в битве, покажи нам твою силу! — теперь я уже мог различать конкретные слова.
Нужно было перебороть силу полученных впечатлений и попросту прервать этот ритуал, но ноги не слушались, а сердце истерично билось, словно метающийся колокол, возвещающий какие-то грядущие неприятности.
— О, Мантикора! Ужас Богов! Воплощение вселенского страха! Зверь, которого боятся высшие силы! Эта кровь для тебя, эта плоть для тебя, обрети же! Обрети свою плоть и кровь, чтобы войти в этот мир, — нараспев читал Лоусон.
Эти слова про кровь резко привели меня в чувство! Ребёнок! Питера нужно было спасать, и я, наконец, поборол своё оцепенение, вернул контроль над телом и, не смотря на весь испытываемый страх от силуэта гигантской Мантикоры, я ринулся с пистолетом на преступника-колдуна.
— Не с места, Лоусон! Руки! Руки вверх, живо! Всё кончено! — закричал я, едва не приставляя дуло к его затылку.
Он загородил от меня свою лысину ладонями, которые были все алыми от свежей крови, она прямо капала на спину его куртки с его чуть расслабившихся в изгибе пальцев. Алая жидкость покрывала все бугорки и узоры линий, вселяя в меня невероятные опасения за жизнь мальчишки. Я с трясущимися губами, нервно подрагиваемым лицом, с готовностью вот-вот нажать на курок и всадить пулю ему в башку, поднимал свой взгляд, полный паники, отчаяния, некой надежды, прямо на тело, лежавшее на «алтаре» кладбищенской лавочки.
Детское тело с перерезанным горлом уже бездыханно лежало в окружении таящих свечек на некой белой подстилке типа полотенца или крупного платка, сейчас уже бывшего целиком в багряных разводах. Неподалёку аккуратно лежало и орудие убийства — небольшой ритуальный кортик из позолоченного металла, ещё не подсохший после своего многократного применения.
В груди всё так и сжалось, сердце заболело в мёртвой хватке отчаяния и холодной пустоты, ноги подкашивались и тряслись, а пальцы стремились многократно нажать на курок, чтобы пристрелить проклятого Лоусона. Даже глаза начинали слезиться от нахлынувшего горя и заодно презрения к себе, ничем не способному помочь похищенному ребёнку.
Красные отмены обильно изливались, перекошенная на бок голова пускала густую алую струйку крови изо рта, а глаза были открыты и смотрели куда-то прочь, вдаль, куда-то за пределы нашего мира, где теперь могла обитать душа несчастного мальчика…
— Сукин сын! — взревел я на убийцу.
— Вы ничего не понимаете, детектив, — произнёс он, посмевший ещё со мной разговаривать в такой момент, — Это ради всеобщего блага! Я не причиняю вред, я приношу избавление! Спасаю многие жизни, ценой всего лишь какого-то невинного дитя!