Иоанн III, собиратель земли Русской
Шрифт:
— Нет… мой добрый друг, не от такой птицы, как Кунц Вурм, ваш покорнейший слуга, могли бы вы укрыть ваше подлинное происхождение. Своего на дне морском признаю: не только у себя в благословенной Нарве. И как звали фатера вашего, блаженные памяти?
— Даниель Хольм-принц.
— Не случалось слыхать, а славная фамилия, истинно венская. Вы фон, конечно?
— Не могу вам сказать, в Москве пришлось сделаться бюргером.
— В фатерланд, однако ж, думаете пробраться?
— Может быть. Не теперь только. Вы видите, мейн херр Кунц, товаров еще немного я добыл. Только расторговываюсь.
— Бог
— Благодарю вас за доброе желание. Не знаю, куда направиться, чтобы выгоднее продать ту малость моих товаров. И моих наполовину в долг успел я собрать для первого путешествия. Сбуду с барышом — побольше накуплю да привезу к вам… при вторичном посещении.
— А что у вас теперь-то?
— Да есть воск, кожи, мед, лисьи меха…
— Везите на Вальк — там скоро ярмарка будет… Наедут и купцы и дворяне во множестве. Разом продадите. Особенно воск. Из Вирляндии эсты почти ничего не пропускают на Нарву этой статьи; так что и мед с воском уйдет по хорошей цене. А лисицы красные, если есть, еще того лучше. Фрау баронессы в Лузации особенно ценят уборы лисьи; а московские товары везти туда не рука. В Вальке охотно купят лисиц и дадут самых новых за них талеров семь-восемь за полсорока. Советую ехать в Вальк. И путь хороший, до Дерпта спуститесь озерным тальвезом; а за Дерптом через владения маршала Плетенберга — все по безопаснейшим местам.
— По землям Плетенберга, говорите? А он-то сам в Риге небось?
— Нет… ведь в разладе гермейстер с епископом. Так мейстеру Вальтеру в Ригу не след ехать, к этим черно-кафтанникам непутным! Он хороший немец, Вальтер наш, и не любит он дрязг никаких. А в Риге… фи, какая гадость!.. Разве можно порядочному рыцарю ездить в Ригу? И зачем в Ригу ему? Всякий приезд комтура трактуется как перебег из рыцарского лагеря к попам… Никак это невозможно… И не говорите мне, херр Даниельсон, так ведь, кажется, будет у вас по-московски имя ваше — по батюшке.
— Точно так… Так ехать велите в Вальк?! Быть по-вашему, спасибо, что научили меня, начинающего торговать, уму-разуму.
— Очень рад! Всегда готов помочь. Выпьем же за вашу торговлю.
— Будущую… если угодно..
— За грядущие успехи… всего лучше чокнемся?!
— Херр Вурм, вас спрашивают! — крикнул маленький клерк при портории нарвской, вбегая в тесную комнатку таможенного чиновника.
— Просто наказание наша проклятая служба, ежеминутно требуют… отдыха нет! — с сердцем, надевая плащ, говорил Кунц, раздосадованный за перерыв приятного разговора с новым знакомым.
— Так как же выбраться на Дерптскую дорогу-то мне? — спросил князь Вася разговорчивого Кунца, вставая поспешно.
— Берите мимо шлёса левее — а там большая улица и проезжая дорога одна и есть, по ней… к лесу…
И они раскланялись, пожав по-немецки руки, как старые знакомые.
По сказанному как по писаному, выбрались наши дипломаты-купцы за Нарву да, переночевав в вирцгаусе, к полудню достигли Дерпта и, дав только отдохнуть лошадям, потянулись на юго-запад, к Вальку. Истома только дивуется, как это молодой князь таким ходоком явился, что уму непостижимо.
«Не видывал я николи таких князьков. И дворянски-то детки, ин все как-то куклятся да указки просят. А этот сам себе господин. С немцами по-немечески режет,
29
Карачун — конец, гибель, неожиданная смерть.
Князь Василий Данилыч думал другое. Хотелось ему выяснить, что из себя представляет магистр Плетенберг. Для того и в поместья его направил путь.
День склоняется к вечеру. Начинают попадаться чаще возы увязанные. При возах при тех по два, по три вожатых, по говору — все немцы.
— Далеко ли, мейн херры, до замка мейстера маршалка? — спрашивает, по-немецки мнимый Горин у двух молодых парней, давно уже посматривавших на него с любопытством, вслушиваясь в незнакомые для них звуки русских слов разговора Васи с Истомою.
— Коли вы путь держите в маршальский шлёс — мы тоже там думаем ночевать сегодня, не угодно ль с нами в компанию?!
— Охотно!
— Да вы из каких?
— Из Москови мы едем. А норовим, как вы же, вероятно, на Валькскую ярмарку.
— Точно так! А как вы прекрасно по-нашему знаете, херр московит!
— Отец мой немец был.
И тут завязался дружеский разговор, в жару которого Васе рассказали про Плетенберга много всякой всячины, а главное, узнал он, что мейстер Волтер не оставляет принимать к себе на аудиенции всех торговых людей, оказывающихся в его владениях.
— Он любит беседовать обо всем и прелюбезно, дружески всякого выспрашивает о том, что ему нужно.
— Хитер он, стало быть?! — невольно высказался Вася. — А сам небось не любит отвечать на вопросы, ему предлагаемые?
— О нет, вы ошибаетесь! Он не стесняется в ответах и любит чистосердечно поведывать все, что ему известно, требуя взаимной доверенности. Он говорит всегда: если человек думает солгать, ему это плохо удается и я это замечу. Гораздо лучше, если не хочешь чего высказать — молчи! Всякий поймет, что это или другое не позволено спрашивать.
— И он не оскорбляется на молчание?
— Нисколько.
У Васи отлегло от сердца, и он продолжал весело болтать с немцами.
Вот показалась вдали башня из-за сосновой рощи. Обогнув эту рощу, путники спустились в лощину и вступили в ливонское селение, выглядевшее приветнее, чем встреченные ими на проезде. В конце селения стояла небольшая кирха с двумя башнями, а против нее на скалистой, отвесной высоте, за валом, виден был дом маршала. Вал был укреплен тыном, и каменные высокие ворота, выходившие к единственному мосту через ров, были охраняемы стражею.