Иоанн III Великий. Исторический роман. Книга 1, часть 1—2
Шрифт:
Вскоре владыка Феофил и правительство города получили очередные грамоты из Москвы. Иоанново послание привез хорошо знакомый новгородцам посол Товарков. Степенный посадник Василий Максимович Ананьин читал его на Совете правителей в своем посадском приказе в детинце. Послание было небольшим, слушали его молча, без обычных прежде залихватских комментариев не только потому, что понимали серьезность предупреждения, но и потому, что собрались на совет люди в основном солидные: посадники, тысяцкие, бояре и лишь несколько представителей от всех пяти концов города. Моложе посадника – марфиного Дмитрия, пожалуй, никого не было.
– «Люди
Больше всего настораживала краткость обычно многословного и велеречивого Иоанна, – еще и потому новгородцы не сразу отреагировали на закончившееся чтение, словно ожидая продолжения.
– Что делать будем? – обратился степенный посадник к коллегам.
– Чего теперь говорить, дело сделано, – заметил Афанасий Евстафьевич, ездивший к Казимиру подписывать договор. – Заново решенное решить – лишь людей насмешить!
– Не думали, что дело так обернется, – рассудил осторожный боярин Никита Ларионов, бывший недавно послом в Москве и довольный приемом Иоанна. – Оно понятно: мы все рассчитывали, что великий князь не дерзнет Русь на Новгород поднимать – все ж таки один народ, одна кровь. У нас ведь по большому счету после Шемяки, почитай, больше двадцати лет не было кровопролития меж князей русских.
– Так мы ж теперь в литовцы подались! – сострил Дмитрий Борецкий. – Чего теперь за родство кровей прятаться. И не впервой нам тумаки от Москвы получать – прежде думать надо было!
– Да подожди ты панику тут разводить! – зашумели на Дмитрия со всех сторон. – В точности-то еще ничего неизвестно, может, и не решится великий князь на нас с войском двинуться! Да не такие уж мы слабосильные, неужто совсем за себя постоять не сумеем? Опять же Казимир обещал помочь!
– Может, на вече городском это послание обсудить, оно ведь всем новгородцам адресовано? – спросил у собравшихся Никита Ларионов.
– Зачем? – прищурился степенный посадник. – Мало нам свар и споров за последнее время? Не хватает еще, чтобы весь город передрался! Сначала самим надо решить – как быть, что дальше делать. – Он обернулся в сторону архиепископа: – Товарков сказал, что и тебе, владыка, гонец послание от митрополита Филиппа привез, может, заодно прочтешь? – обратился Ананьин к сидящему на почетном месте, одетому в белую мантию, с белым клобуком на голове архиепископу Феофилу.
– Говорил я вам, – молвил опечаленным голосом встревоженный владыка, – предупреждал, не надо спешить, не надо измену ладить – нет, не послушали. И меня, грешного, уговорили, сделали пастырем отступников. Один мне теперь путь – в монастырь, откуда вы меня на позорище выставили.
– Что ты говоришь, владыка? – аж приподнялся со своего главенствующего места Василий Максимович, его обычно блуждающие глаза уставились на огорченного архиепископа. – Как ты можешь в столь трудный для твоих духовных детей момент об отставке говорить, о монастыре?
– А что хорошего может он нам, отступникам, написать? – архиепископ вздохнул и достал откуда-то из боковой складки своей просторной мантии свернутый в трубочку листок, не спеша развязал накрученную на него витую веревку, положил ее на колени и, столь же медленно расправив бумагу, начал читать ее необычно глухим, полным грусти голосом:
– «Слышу о мятеже и расколе вашем. Горе, если и один человек уклонится от пути праведного, еще ужаснее, если целый народ. Трепещите, и пусть страшный серп Божий, виденный пророком Захариею, не снизойдет на головы сынов непослушных. Вспомните сказанное в Писании: “Беги от греха, как от ратника, беги от прелести, как от лица змеиного”. Сия прелесть есть латинская: она улавливает вас. Разве пример Константинополя не доказал ее гибельного действия? Греки царствовали, греки славились своим благочестием. Соединились с Римом и служат ныне туркам. До сих пор вы были целы под рукой Иоанна; не уклоняйтеся от святой, великой старины, не забывайте слов апостола: “Бога бойтесь, а князя чтите”. Смиритесь и Бог мира да будет с вами!»
Закончив чтение, Феофил при всеобщем молчании свернул свиток, поднял с колен вервицу, завязал и убрал его на прежнее место – в глубину своей просторной белой мантии.
– Ну и из-за чего же тут так сильно убиваться? – прервал, наконец, опасное молчание боярин Иван Афанасьев, тоже один из активных сторонников Литвы. – Верно говорит Афанасий Евстафьевич, – дело сделано и нечего людей смешить. К тому же весна на дворе. В эту пору враг к нам не лезет – кругом реки да болота непролазные. А к осени подготовимся к войне как следует, полки Казимира призовем.
– Отвечать-то будем что Иоанну и митрополиту? – спросил у совета Ананьин. И сам же ответил: – Владыка Феофил, пожалуй, сам разберется со своим посланием, а нам пока нечего отвечать. Пусть все остается, как есть. Кто-нибудь не согласен?
Таковых не оказалось. Люди расходились молча, многие ощущали нависшую над всеми опасность.
Глава V
Поход на Великий Новгород
Обычно спокойный и выдержанный посол Иван Федорович Товарков на сей раз явился из Новгорода в Москву взволнованным и категоричным:
– Ни слова, ни грамоты, – доложил он государю, – но один только меч может смирить новгородцев.
Тут же назначил Иоанн заседание расширенной боярской думы, призвав в столицу своих братьев, святителей, бояр, воевод. Обычных мест в его приемной посольской палате не хватило, и потому были установлены дополнительные лавки. Народу набилось столько, что меньшим людям из дальнего конца комнаты приходилось привставать, чтобы видеть происходящее впереди.
Иоанн явился в парадном одеянии – парчовой, унизанной дорогими каменьями и подбитой по низу соболями распахнутой ферезее с откидными рукавами. Из-под нее виднелся длинный охабень с огромным количеством пуговиц, поверх которого красовалось ожерелье – пристяжной стоячий воротник-козырь, изукрашенный вышивкой и сверкающими каменьями. Стройность его фигуры подчеркивал драгоценный золотой пояс.