Иоанна I
Шрифт:
Заключение Людовика Дураццо в тюрьму ознаменовало конец ожесточенной борьбы за власть между соперничающими группировками внутри семьи Иоанны. Безжалостный план Екатерины Валуа по возведению одного из своих сыновей на Неаполитанский трон, запущенный при ее жизни и реализованный после ее смерти ее протеже Никколо Аччаюоли, казалось, наконец-то окончательно восторжествовал над амбициями ее соперницы Агнессы Перигорской. Людовик Тарентский был женат на королеве, а его брат — на ее младшей сестре, и наследование трона, благоприятствующее дому Таранто, а не дому Дураццо, казалось, было обеспечено.
Но судьба способна расстроить даже самые очевидные результаты. Через два месяца после заключения Людовика Дураццо в тюрьму, к ужасу всего населения, в Неаполитанское королевство неожиданно вернулась чума, и на этот раз ее жертвой стал король. 24 мая 1362 года в возрасте тридцати пяти лет Людовик Тарентский, заразившись смертельной болезнью, принял последнее причастие из рук священника и умер.
Глава XIV.
Королева и ее двор
Хотя
229
Leonard, Les Angevins de Naples, p. 401.
230
Ibid., p. 401.
Быстро протекавшая болезнь и скорая кончина мужа способствовала замыслам королевы. Людовик скончался так быстро, что ни у кого за пределами дворца не было причин заподозрить неладное. В течение десяти дней Иоанне тихо отсиживалась в Кастель-Нуово, пока обдумывала свои действия. Людовик Тарентский не оставил завещания, заявив, по словам Маттео Виллани, "что у него нет ничего, что он мог бы завещать лично, и что все принадлежит королеве Иоанне" [231] , что свидетельствует о том, что в конце концов король признал более высокое положение и законность правления своей жены. Однако, возможно, сожалея о своем суровом обращении с кузеном, он, находясь на смертном одре, попросил освободить Людовика Дураццо из тюрьмы. Иоанна выполнила эту просьбу и освободила Людовика Дураццо, тем самым заручившись благодарностью кузена. Получив нового союзника против грозных братьев своего мужа, она созвала Большой Совет, и 5 июня в присутствии архиепископа Неаполитанского и самых знатных баронов и прелатов королевства объявила о смерти короля и публично вступила на трон как единоличная правительница королевства, что она, очевидно, намеревалась закрепить навсегда.
231
Ibid., p. 398.
Роберт и Филипп Тарентский отреагировали на новость о вдовстве Иоанны с предсказуемой неприязнью. Хотя королева ясно дала понять, что намерена управлять государством без постороннего вмешательства, в тридцать шесть лет она все еще была способна к деторождению и, следовательно, несомненно, снова могла выйти замуж. Поскольку, будучи женатыми, ни Роберт, ни Филипп не могли воспользоваться этой уникальной возможностью, это означало, что в неаполитанской политике вновь появится новый влиятельный игрок. Прежде всего, братья были непреклонны в том, чтобы Людовик Дураццо не был выбран для заполнения вакансии, оставленной недавно скончавшимся королем. По словам хрониста, "они получили от нее [Иоанны] письма с заверениями, что она не выйдет замуж за Людовика" [232] , но даже этого заверения оказалось недостаточно, чтобы развеять их опасения. "Все еще не успокоившись, они навязали принцу стражу, которая затем отравила его каким-то снадобьем" [233] .
232
Ibid., p. 402.
233
Ibid.
Был ли Людовик Дураццо, умерший 25 июня или 22 июля 1362 года (обе эти даты приводятся в хрониках), действительно отравлен или, ослабев от заточения, скончался от болезни, неизвестно, но ясно, что Иоанна ненавидела семью своего покойного мужа и стремилась ослабить ее влияние в королевстве. После смерти Людовика Дураццо она решила возвысить его пятилетнего сына, Карла Дураццо. Назначив знатного дворянина сенешалем мальчика, королева также распорядилась, чтобы в будущем к маленькому Карлу относились со "всеми почестями, причитающимися королевскому принцу, и содержали его в достойном состоянии", [234] что показало ее намерение возвысить дом Дураццо перед домом Таранто. Затем, понимая, что ей понадобится
234
Ibid.
Никколо, который в это время находился в Мессине, пытаясь в очередной раз усмирить каталонскую оппозицию на Сицилии, немедленно ответил на ее призыв. "С большой печалью услышав (находясь в Мессине), что в Неаполе возникли заговоры и лиги мелких и неважных вельмож против моей госпожи королевы, я оставил дела Сицилии в полном порядке в руках моего сына… и вернулся в Неаполь с четырьмя вооруженными галерами, чтобы оказать самую верную поддержку моей госпоже и ее нуждам, — писал он, позднее довольно мелодраматично, в своей автобиографии. — И по правде говоря, мое возвращение было гораздо выгоднее для моей госпожи королевы, чем для меня, потому что мои действия были столь очевидны и последовательны, поддерживали справедливое дело моей королевы и я вместе с другими ее верными сторонниками предпринимали все необходимое против ее врагов, что жестокая ненависть, опасная вражда и безграничная ревность постигли меня" [235] .
235
Ibid.
Прибытие осенью великого сенешаля, не говоря уже о четырех его военных кораблях, в Неаполь оказалось достаточным, чтобы предотвратить затевающийся мятеж братьев Таранто. Впервые Иоанна смогла управлять своим королевством, не отбиваясь от попыток мужа или других членов семьи вмешаться в ее правление. Единственная в Европе, она представляла собой женщину, осуществляющую абсолютную власть. Архиепископ Неаполитанский, который присутствовал при дворе и имел возможность наблюдать за Иоанной в период сразу после смерти ее мужа, запечатлел для потомков ее настроение в это время. "Королеве нравится править, — писал архиепископ в письме к Папе, — она хочет делать все сама, потому что так долго ждала этого момента" [236] .
236
Ibid.
Несмотря на замечание архиепископа, Иоанна не бездействовала и в годы, предшествовавшие смерти мужа. Уже в 1352 году, когда она только что была коронована, королева возобновила политику увековечивания и узаконивания своего образа и памяти своей семьи с помощью строительства новых общественных зданий и украшений уже существующих. Она начала с возведения новой церкви, которая должна была стать реликварием для хранения частиц Тернового венца, в благодарность за восшествие на трон, как ее бабушка Санция приказала построить Санта-Кьяру после своей собственной коронации. В это же время, в июне 1352 года, королева организовала и посетила церемонию, во время которой останки Санции были перенесены в изысканную гробницу в монастыре Санта-Кроче, в присутствии епископов и других церковных чинов. Иоанна, описывая это событие в письме к Папе, предприняла (в конечном итоге безуспешную) попытку добиться причисления своей бабушки к лику святых, ссылаясь как на чудо, на что во время переноса тело Санции, почившей семь лет назад, было обнаружено "целым и не разлагающимся, не подверженным гниению и зловонию" [237] .
237
Kirshner and Wemple, Women of the Medieval World: Essays in Honor of John H. Mundy, p. 189. Sadly, Giotto's frescoes at the Castel Nuovo are no longer extant. Чтобы узнать о этом больше, см. Joost-Gaugier, "Giotto's Hero Cycle in Naples: A Prototype of Donne Illustri and a Possible Literary Connection", p. 317.
Строительство собственной святыни Иоанны, церкви Санта-Мария-Инкороната, было завершено в начале 1360-х годов. Хотя церковь Инкороната не была построена с таким же размахом, как огромный монастырь Санта-Кьяра, она, тем не менее, стала важным дополнением к архитектуре города. Королева приложила все усилия, чтобы обеспечить красоту интерьера, наняв Роберто Одеризи, ученика Джотто и одного из самых знаменитых мастеров своего времени, для росписи фресками стен и потолка церкви. Джотто, самый почитаемый художник в Италии первой половины XIV века, был придворным живописцем Роберта Мудрого с 1328 по 1332 год. Во время своего пребывания при королевском дворе Джотто предпринял необычный шаг, включив женщин в свои изображения знаменитых героев на стенах sala grande (большого зала) Кастель-Нуово; очевидно, это было сделано в знак признания того, что Иоанна стала наследницей трона после смерти своего отца. По забавной, но апокрифической легенде, мудрый король часто беседовал со знаменитым художником. "Когда Джотто был занят своей работой, король Роберт часто приходил и беседовал с ним, ибо ценил его проницательные речи так же высоко, как и его искусство". "На вашем месте, Джотто, — заметил он однажды летним днем, — я бы перестал рисовать сейчас, когда так жарко". "И я бы тоже, сир, — ответил художник, — если бы был на вашем месте" [238] .
238
Headlam, The Story of Naples, p. 269.