Иосиф Сталин – беспощадный созидатель
Шрифт:
Тем не менее, Коба дожидаться конца срока не стал, наплевав на все преимущества легальности. Произошло это потому, что товарищи за границей настояли на его присутствии в Петербурге как человека положительно незаменимого. В конце февраля 1911 года Сталин под предлогом лечения несуществующего туберкулеза уехал в Вологду. Там по его просьбе врач-большевик Саммер дал справку, что Джугашвили находился у него на излечении. Сталин впоследствии так описывал этот эпизод в письме от 7 июня 1926 года Закавказской контрольной комиссии, рассматривавшей персональное дело работника Наркомата внешней торговли СССР А.И. Иваняна (Иванянца): «Живя нелегально в Вологде в 1911 году, я провел у т. Иваняна две или три ночи по его приглашению. Он (Иванян) жил тогда на одной квартире с Татариновым и его (Татаринова) женой, где я и столовался около недели. Он (Иванян) устроил меня (после двухдневной ночевки у него) у ссыльного Доррера (видного эсера, бывшего графа. – Б. С.), где я прожил недели две или больше. Я получил от ЦК 70 рублей на побег по адресу,
Поскольку бывший студент Томского технологического института ссыльный Арам Исаакович Иванянц банально присвоил предназначенные для Кобы деньги, тому не оставалось ничего другого, как вернуться в Сольвычегодск, запасшись справкой, что в Вологде он был на лечении.
Кстати сказать, в Сольвычегодске у Сталина была мимолетная интимная связь с Серафимой Владимировной Хорошениной, с которой они вместе были прописаны в доме М.П. Кузаковой с 20 по 23 февраля 1911 года. В этот последний день Хорошенина была отправлена этапом в Никольск и оставила ему прощальную открытку.
27 июня 1911 года у Джугашвили истек срок ссылки. 6 июля он выехал в Вологду. Туда он добрался пароходом только 16 июля. Из Вологды Коба писал в «Рабочую газету»: «…Узнал, что Вами послано Кобе письмо, ответа на которое требуете от него. Заявляю, что никакого письма от Вас не получал, старые адреса провалены, новых у меня нет, и я лишен возможности переписываться с Вами. О чем Вы могли мне писать? Быть может, не лишне будет, если заранее заявлю, что я хочу работать, но работать буду лишь в Питере или Москве: в других пунктах в данное время моя работа будет – я в этом уверен – слишком малопроизводительна (Сталин к тому времени ценил свою персону очень высоко. – Б. С.). Было бы хорошо предварительно побеседовать о плане работы и т. п. с кем-либо из ваших, ну, хотя бы из русской части ЦК. Более того, это, по-моему, необходимо, если, конечно, русская часть ЦК функционирует. Словом, я готов – остальное Ваше дело. Может быть, я сузил вопрос и забежал вперед… Тогда повторите Ваше письмо. Жду ответа. Коба. P. S. Вы, конечно, догадались, что я уже свободен…»
Тон письма, согласимся, несколько нагловатый, но товарищи по партии, вероятно, отнесли его на счет пребывания в тюрьме и ссылке и опьянения воздухом свободы. А ссыльному Моисею Михайловичу Лашевичу Коба писал в Вологодскую губернию: «Ставить целью работы лаять на ликвидаторов и впередовцев я не могу и над такими людьми, которые лают, я могу только издеваться». Сталин в тот момент стремился сгладить противоречия между различными фракциями большевиков.
Уже в августе 1911 года, согласно данным полицейской агентуры, на Сталина были возложены обязанности разъездного агента ЦК. Тем самым он был причислен к руководству партии. В августе Коба также совершил нелегальную поездку в Петербург (жительство в столицах было ему запрещено), оставшуюся вне поля зрения полиции. А вот во время второй поездки в Северную Пальмиру Джугашвили был уже под плотным наружным наблюдением. 9 сентября его арестовали в гостинице «Россия». Коба сразу назвал свою подлинную фамилию. У него нашли паспорт на имя крестьянина Орловской губернии Петра Чижикова и записную книжку с записью немецких фраз и слов, которые могут понадобиться при поездке поездом в Берлин. Под арестом Кобу продержали два месяца, а затем вкатили новую административную ссылку на три года «в избранном им самим месте жительства, кроме столиц и столичных губерний». Сталин выбрал хорошо знакомую и близкую к Петербургу Вологду.
До Вологды наш герой добирался 10 дней и прибыл 24 декабря 1911 года, хотя поездом туда было ехать меньше суток. Очевидно, несколько дней он пробыл Петербурге, где успел провести совещание с отъезжавшими в Прагу на конференцию РСДРП делегатами. На этой конференции, прошедшей с 5 по 17 января 1912 года, Сталин был заочно кооптирован в состав ЦК.
Нет никаких данных, что Сталин когда-либо принадлежал к масонам или к какому-либо тайному обществу, помимо РСДРП. Но с литературой о масонстве он наверняка был знаком. Во всяком случае свой революционный путь в одной из речей 1926 года он описывал во вполне масонских терминах: «От звания ученика (Тифлис), через звание подмастерья (Баку), к званию одного из мастеров нашей революции (Ленинград) – вот какова, товарищи, школа моего революционного ученичества». Сталину импонировала закрытая орденская структура, наличие избранного числа посвященных, которым лишь доступен свет истины и сокровенное знание. Недаром партию большевиков он называл «орденом меченосцев». Сталин считал наилучшим инструментом власти строгую иерархию, столь характерную как для масонских лож, так и для духовно-рыцарских орденов. И тогда, в Петербурге в 1912 году, он уже ощущал себя лицом значительным в партийной иерархии, настоящим мастером. А масонство, по всей вероятности, в чем-то импонировало Сталину своей близостью к рыцарскому ордену и стремлением нести людям свет истины. Неслучайно же он позднее, в 1921 году, писал о коммунистической партии «как своего рода ордене меченосцев внутри государства
В Вологде Сталин начал переписываться с Молотовым (в миру – Вячеславом Михайловичем Скрябиным). Позднее эта переписка перешла в дружбу, которая, однако, постепенно сошла на нет к середине 40-х годов.
На этот раз в Вологде Джугашвили пробыл два месяца. 29 февраля 1911 года он уехал в Москву. Здесь он посетил квартиру Р.В. Малиновского, но не застал его дома, зато был взят в наружное наблюдение. Коба направился сразу же в Петербург, где на вокзале заметил филера. С вокзала Сталин направился к С.И. Кавтарадзе, своему товарищу по подпольной работе в Закавказье, бывшему члену Имеретино-Мингрельского комитета РСДРП, учившемуся в то время в Петербургском университете. В квартире Кавтарадзе он просидел до темноты, чтобы избавиться от слежки, и покинул ее только тогда, когда уже ни один шпик увидеть его не мог. Остановившись на конспиративной квартире на Выборгской стороне, Коба пробыл в городе несколько дней, посетив несколько собраний рабочих ячеек и приняв участие в заседании Петербургского комитета РСДРП. Затем в середине марта он прибыл в Тифлис. Оттуда в начале апреля Сталин вернулся в Петербург, где встретился с Орджоникидзе. Тот до этого однажды ночевал у Малиновского, после чего попал под плотное наблюдение. В Питере Орджоникидзе и Сталин организовали финансовую комиссию ЦК. Вскоре им удалось обнаружить наблюдение и уйти от него.
Сталин опубликовал несколько статей в газете «Звезда» и готовил вместе с другими большевиками издание «Правды». Она издавалась на 300 тыс. рублей, которые внес в партийную кассу Виктор Александрович Тихомирнов, получивший наследство от отца – богатого казанского купца. Тихомирнов был дружен с Молотовым, который вскоре стал секретарем редакции «Правды» – после того, когда 22 мая 1912 года был арестован первый секретарь редакции Федор Федорович Раскольников (Ильин). Но еще раньше, 22 апреля, Джугашвили покинул квартиру депутата Думы Н.Г. Полетаева, которую жандармы не имели права обыскивать, но зато держали под наблюдением. К тому времени уже имелось указание о том, чтобы арестовать Кобу. Его взяли сразу же на улице.
Теперь дело Джугашвили, поскольку он был членом ЦК РСДРП, взял на контроль Департамент полиции. Но улик для суда у полиции не было, и на этот раз Сталина отправили в новую ссылку – на три года в Нарымский край, откуда, казалось, сбежать было не так просто, как из Вологодской губернии. Туда он отбыл 2 июля, а прибыл 25 июля 1912 года. Но задержался в затерянном в таежной глуши Нарыме Коба всего на 38 дней. Он сразу же стал деятельно готовить побеги своих товарищей, а затем и свой собственный. Сталин добрался на лодке до пристани, а затем пароходом – до Томска. Уже 12 сентября он оказался в Петербурге. И одним из первых, с кем он встретился, опять стал Кавтарадзе, который вспоминал: «Встреча произошла на Невском проспекте… в пятом часу дня. Вид у него был неподходящий для Невского проспекта. Он оброс бородой, на голове измятое кепи, одет в поношенный пиджак сверх черной блузы, брюки тоже измяты, ботинки стоптаны. Вид пролетария мастерового резко бросался в глаза на фоне респектабельного Невского проспекта. «Я из Нарыма, – сообщил Сталин, – добрался до Питера довольно благополучно… Но вот беда: явки есть, ходил, никого не застал… Хорошо, хоть тебя встретил».
Из Петербурга Сталин совершил поездку на Кавказ, где 24 сентября на Каджорском шоссе под Тифлисом боевики под руководством Камо пытались захватить транспорт с деньгами, но неудачно. Не исключено, что Сталин имел отношение и к этой экспроприации.
4 октября 1912 года Джугашвили участвовал в заседании Петербургского комитета РСДРП, посвященном выборам депутатов Думы от рабочей курии. Он вспоминал: «4 октября поздно вечером, накануне выборов выборщиков, нам стало известно, что уездной комиссией «разъяснены» (т. е. исключены из коллегии выборщиков. – Б. С.) уполномоченные наиболее крупных заводов (Путиловского и прочие). Через час собирается Исполнительная комиссия Петербургского комитета вместе с представителем ЦК (этим представителем и был Сталин. – Б. С.) и, составив новый список выборщиков, выносит решение об однодневной забастовке протеста. Ночью в тот же день собирается Путиловская заводская социал-демократическая группа и принимает решение Петербургского комитета. 5-го начинается Путиловская забастовка. Бастует весь завод. 7-го… собирается заводская социал-демократическая группа Невского судостроительного завода и присоединяется к решению Петербургского комитета. 8-го бастует весь завод. За ним идут прочие фабрики и заводы. Бастуют не только «разъясненные предприятия», но и не «разъясненные»… А также те, которые по «правилам о выборах» не имели права выбирать по рабочей курии. Бастуют из солидарности… 8 октября поздно ночью становится известным, что губернская комиссия по выборам кассирует выборщиков, отменяет «разъяснения» уездной комиссии, «восстанавливает в правах» путиловцев, привлекает к выборам большее число предприятий. Рабочие торжествуют победу».
Октябрьская забастовка 1912 года еще раз показала властям, что социал-демократы – большевики получили преобладание среди рабочих крупных столичных предприятий. От Петербурга был выбран в Думу большевик А.Е. Бадаев, от Москвы был избран большевик Малиновский при немалом содействии Сталина, который отправился в Москву после завершения петербургских выборных баталий. О провокаторстве Малиновского тогда ничего не знали. В Думу прошло 6 большевиков, 6 меньшевиков и один беспартийный. Фракцию возглавил меньшевик Н.С. Чхеидзе, а его заместителем стал Р.В. Малиновский.