Ипостась
Шрифт:
– Так же, как богам путь вниз, в Срединный мир?
– Боги сами выбирают свой путь! Но Срединный мир – не место для богов. Миры неодинаковы, поэтому людям не дано подняться вверх. Но вот этот «порошок»... Если то, о чем я думаю, окажется правдой, возможно, нам удастся найти способ говорить с богами напрямую. Это даст нам большие преимущества.
– Мы сможем просить большего?
– Не исключено, что мы получим возможность в чем-то приказывать.
Последние слова Гуру произнес шепотом, как будто боги могли слышать только крик.
–
Лал открыл рот, намереваясь что-то сказать, но горло перехватило, и только приглушенный хрип раздался в храме. Генерал лучше других знал ситуацию, царившую в геополитике: мир варился в собственном соку, медленно разваливаясь на куски, жила только Москва и тринадцатый полигон «Науком» на Кольском полуострове. Но Лал не думал, что не менее плачевно обстоят дела и в духовном мире.
А ведь теперь Станция стала загробным миром, местом, где каждый мог обрести свободу, каким бы богам ни поклонялся. Только в чем эта самая свобода заключалась, мало кто смог бы внятно объяснить.
– Если нам суждено потерять этот мир, может быть, удастся договориться с богами насчет другого? Найди то, из чего делают «джьяду гумра», обязательно найди. Отыщи подарок богов.
– Мир внутри мира, – все так же тихо продолжал говорить Шарма. Похоже, что он разговаривал сам с собой. – Бесконечность из вложенных друг в друга миров. Вселенская матрешка.
– Знаешь, – теперь Гуру обращался к Лалу, – есть только одно отличие матрешки миров от деревянной игрушки русских: находясь внутри одного из миров, мы никогда не узнаем, какой мир в какой вложен. Все миры будут равнозначны – вложенность не означает, что каждый следующий меньше.
Странная история с камерой наблюдения вряд ли попала бы в поле зрения генерала Лала, если бы не одно обстоятельство – к тому самому месту, где было установлено (или не было?) фиксирующее устройство, шел Шанкар Десай. Его видели люди, они не знали тхага по имени Шанкар, даже те, кто говорил с ним, называли его иначе. Но цепь трупов, задушенных шелковым платком, отмечала путь негодяя лучше любого навигатора. Гензель и Гретель, чтоб ему было пусто! Одна беда – каким-то непонятным образом Десайю удалось привести аналитиков в полное замешательство: они даже приблизительно не могли сказать, куда он направится дальше.
Помнишь ту камеру? Он что-то делает с миром, поэтому его и не могут поймать – этот тхаг навязывает аналитикам нужное восприятие.
Поиски человека, создавшего процессор-«пустотник», ни к чему не привели – гравера кто-то перехватил, и никто в ведомстве Лала не мог предположить, кто это был и куда он направился. Ни спутники, ни камеры наблюдения помочь не могли – они не знали, что нужно искать.
Но оставался «джьяду гумра», способный изменять мир. И тхаг по имени Шанкар Десай, который знал, как правильно пользоваться порошком.
Ничего,
Глава 40
Поискам всегда приходит конец. Либо находится то, что требовалось, либо оно перестает быть нужным. По большому счету приемлемы оба варианта, но не в этот раз. Сейчас можно праздновать победу. До завершения начатого дела осталось всего ничего. Несколько шагов, отделяющих от цели.
Звучит грустно – когда нет цели, незачем жить. Но Ли Ханьфанг не относился к тем неудачникам и рохлям, которые не могут найти свое Дао. Да, конечно, он знал, что истинное Дао недостижимо, не стоит и пытаться. Но идти туда, куда ведет путь, – вот истинное предназначение настоящего человека. Жизнь не терпит простоя, остановился на секунду – потерял годы.
Не в этот раз.
Портье не стал делать вид, что ему дорога конфиденциальность постояльцев отеля. Зашедший в лобби монах поинтересовался, не останавливался ли здесь европеец среднего роста, плотного телосложения с коротко остриженными темными волосами. Может, и лысый – что это меняло? Ни одного другого европейца Ли Ханьфанг не видел в этом городе.
– Останавливался, бханте, – с легким поклоном ответил портье. По всему видно, человек, чтящий Традицию. – Номер 305.
– Он там один?
– Нет. Вместе с ним прибыли девушка и старик. Но европеец только он.
И этот тоже рассказывает о какой-то девушке. Интересно.
Черные волосы, хищный оскал и острые, будто у акулы, зубки.
Ли Ханьфанг едва заметно мотнул головой, прогоняя странные мысли. Или это был знак?
– Этот человек все еще в отеле?
– В журнале нет отметки, что он выбыл.
Китаец опустил глаза – перед портье лежала толстая, обтрепанная по краям бумажная тетрадь. Кошмар, какая отсталость! Совсем рядом с Поднебесной – настоящий каменный век.
– Он выходил?
– Вроде бы да. Но никто из его спутников не покидал номер.
Отлично, значит, сбежавший гравер Фэн Фэй Ху здесь. И забрать его, похоже, труда не составит. Правда, с ним в номере какая-то девушка.
Острые зубки – клац-клац. Ты же испугался, правда?
– Как выглядела девушка, что пришла сюда с европейцем?
Вопрос прозвучал чуть напористей, чем следовало бы говорить монаху. Глаза портье на секунду раскрылись шире, и мужчина немного отпрянул от собеседника. Привычка вести допрос – привычки это слабость, но от них никуда не деться.
– Черные волосы, молодая. Худая такая, – портье пожал плечами. Он не знал, как еще описать обычную девчонку.
С острыми зубками, да?
– Спасибо тебе, добрый человек, – сказал Ли Ханьфанг, благословляя портье. – В номере есть замок?