Ipso jure. /лат. «В силу закона.»
Шрифт:
— Ого! — выдохнула Луна, — чего-чего, а от тебя, отличница Гермиона Грэйнджер, я этого не ожидала… И с кем это у тебя было?
— Я жажду подробностей, — ухмыльнулся ей Рогозин.
— Дима, — чуть порозовела она от воспоминаний, — мы провели с ним замечательную, страстную ночь в гостинице этого… Добинска. Мне понравилось…
— О! — захлопал в ладоши Невилл, — с почином… У нас из девственников остались только…
— Даже не думай, Невилл, — предостерег его Рогозин, остановив его взмахом руки. — Мы с Луной еще чуточку потерпим…
— Долго
— Может, мы о чем-то другом поговорим? — перевел стрелки Вячеслав на более мирные тени. — Значит, ты говоришь, что поставки отлажены?
— Да. Все проплаченно, авансы заплачены, взятки даны тому, кому надо. Трафики и пути налажены. Есть пара обходных путей… Оружие уже в тех местах, где посоветовал нам организовать склады Грюм… — Отрапортовала бывшая «приличная девушка». Сейчас она и красилась гораздо ярче и нарядилась пооткровеннее — юбка была коротка, декольте — больше и глубже. Грэйнджер в полной мере воспользовалась сейчас своей красотой и обаянием.
— Грюм — офигенен, — Невилл с довольным видом откинулся на своем сидении. — Все, Слав, принимай работу. Твой сайт-блог.
— Спасибо…
– …, а почему мы не гоним оружие прямиком через фонд? — спросила гриффиндорка. — Зачем такая куча подставных лиц, фирм и людей?
— Есть одна русская поговорка, Герм, — спокойно заметила Лавгуд, — не плюй в колодец, пригодится — воды напиться. Не забывай, что фонд возглавляю пока только я. Я не дам замарать то, что я давно хотела сделать для других.
— Да, ты генеральный директор фонда, — согласилась с ней Грэйнджер, — но…
— Я не дам прикрытие. Закончили разговор…
— Тихо! Итак, — Рогозин, пока эти двое препирались между собой, все это время смотрел новоиспеченный сайт, — я рад представить нашу страницу в интернете. Любуйтесь, так как и вы тоже будет с ним работать…
— Там занесены все контакты? — сразу же деловито проговорила Полумна, выхватывая ноутбук из рук парня первой.
— Да, — проговорил Невилл, — первым же делом я сделал это. Контакты твоего благотворительного фонда занесены полностью, как и полная информация о гендиректоре, то есть, о тебе…
— Красиво, — оценила оригинальность открытия страницы Гермиона, которая через плечо Полумны, смотрела на сайт, — Невилл, как я понимаю, тебя снимал, Слав?
— Угу. — Рогозин улыбнулся. — Неву было нужно, чтобы я очень медленно распахнул крылья. Затем из видео он сделал «мультяшный» вид, и добавил сюда…
— Все просто — за тот момент, пока ты ждешь открытия страницы, защита анализирует кто ты — в данном случае, чтобы ты не был ни хакером, ни вирусом, ни органом власти…
— Дай, догадаюсь, — проговорила Гермиона, — феникс-заставка служит отвлекающим маневром?
— Да. И просто — как все гениальное…
— Невилл, я обожаю твои мозги… Или я тебе это уже говорил, а? — спросил Рогозин, и все ребята просто покатились со смеху…
Для Галины Николаевны Рогозиной
Вот и сегодняшняя ночь не стала исключением.
Она была посередине какого-то плотного серо-белого тумана, не дающего ей видеть вокруг ясно и четко очертания и сами предметы. От невидимого и не ощущаемого ветра, туман плыл быстро, переходя в завихрения и круги. Но все равно, был непроглядным и темным, мрачным.
Она почувствовала спиной чужой взгляд.
Обернулась.
На ее смотрела какая-то женщина. Смотрела грустно, но какой-то неизъяснимо жаркой и страстной, даже жадной любовью, словно бы пытаясь наглядеться на нее. Ее волосы были длинными, русыми и развевались на ветру. Некоторыми чертами своего лица, она отдаленно напоминала саму Рогозину — те же глаза, нос, губы… Что-то дико родное и знакомое резануло Галину по сердцу ножом. Давно-давно это было… Образ ее был забыт во многих, наложившихся поверх этого, воспоминаний…
— Мама? — прошептали вмиг ставшими сухими губы. — Мама! — дико крикнула женщина, бросаясь с головой в ее распахнутые объятия. Ощущение радости, небывало сильной защищенности и истинно детского восторга наполняло ее в этот миг. Любовь ребенка к собственной матери не возможно описать обычными и скучными словами… — Мама…
Рогозина заплакала от радости и облегчения сквозь сон: никогда она еще так сильно не чувствовала с собой рано умершую маму.
— Дочка, — гулко разнесся материнский голос по всему пространству, как будто бы издалека, — дочка… Слушай меня, и внимательно! У меня мало времени…
Она как будто бы с силой оттолкнула женщину от себя. Та, не в силах сдержать досаду и мольбу, протянула ей навстречу руки. Но больше мама ее не обняла. Руки Рогозина опустила.
— Скоро начнется война, дочка. Страшная война, кровавая… Земля наполнится кровью и стонами, а наш мир — новыми мертвыми… Запомни — ты теперь лишь только сможешь наблюдать события со стороны… Не сдавайся и верь в то, что сын вернется… Твоя любовь и молитвы сохранят ему жизнь…
— Но… Какая война? О чем ты говоришь… мама?!
— Твои молитвы будут с ним, дочка… Прощай…
— Мама? Мама!!!
Но силуэт женщины уже истаял в очередной волне тумана. Сколько женщина ни пыталась увидеть и разглядеть — ничего не получалось…
Последние слова все еще эхом отзывались в ушах Рогозиной, когда на смену этому сну пришел другой сон…
Она оказалась на большой солнечной поляне, посреди березового леса, прямо-таки родом из ее детства. Она сплошняком была покрыта ромашками, васильками, волнующимися длинными травами и полынью, чей горький аромат, разносился по всему пространству.