Иранская сказочная энциклопедия
Шрифт:
И тогда Канияз повел такую речь:
— Я желал бы должным образом отблагодарить тебя за спасение и очень прошу быть моим гостем до тех пор, пока я выздоровею и смогу устроить в твою честь пир. Если же мне суждено умереть от ран, я хочу, чтоб в последний путь проводил меня именно ты.
— Благодарю тебя, — сказал Султан Ибрагим, — но твоему покорному рабу предстоят еще важные дела. А кроме того, меня с нетерпением ждут мои родители.
В это время находившаяся за занавесом Хуршеди Аламгир сказала грустным голосом:
— О шахзаде, пожалуйста, погости у нас.
Когда шахзаде услышал этот голос и узнал, что
На одиннадцатый день к Султану Ибрагиму явились опечаленные визири и сообщили, что шах Канияз при смерти. Шахзаде Султан Ибрагим и его спутники поспешили в покои Канияза, и Султан Ибрагим сказал:
— Да продлится твоя жизнь, но если ты желаешь изъявить свою последнюю волю, то я готов тебя выслушать и клянусь в точности выполнить твое завещание.
Канияз, плача, отвечал ему:
— Вот и пришел мой смертный час. Есть у меня к тебе одна просьба: после похорон ты должен с моими визирями отслужить молебен по случаю возведения на престол моей дочери, Хуршеди Аламгир. Когда же она начнет править, ты можешь уехать.
И только сказал это Канияз, как тут же отдал душу творцу. Султан Ибрагим в точности исполнил завещание шаха Канияза. На третий день после того, как отслужили молитву в честь Хуршеди Аламгир, Султан Ибрагим увенчал ее голову короной и возвел юную шахиню на престол. А потом был устроен пир, который длился три дня и три ночи. На четвертый день Хуршеди Аламгир пригласила Султана Ибрагима, малику, Махи Зарафшан и их друзей в церковь, дабы показать великолепные росписи на стенах.
— У нас принято изображать на стенах церкви покойных шахов и членов их семей. Это делается для того, чтобы будущие правители помнили своих предшественников и учились у них доброму отношению к своим подданным.
Часть этой стены была сокрыта под занавесом. Там находились изображения Канияза и Хуршеди Аламгир. Султан Ибрагим попросил священника показать ему эти росписи, и когда тот исполнил его просьбу, присутствующие, взглянув на портрет Хуршеди Аламгир, пришли в восхищение.
— О Ибрагим! — вздохнула малика. — Я никогда еще не видела подобной красавицы!
— О любимая! — отвечал ей шахзаде. — Разве может кто-нибудь на свете сравниться с тобой!
— Не лукавь, — отвечала малика, — если даже я, женщина, считаю ее непревзойденной красавицей, то что уж говорить о мужчинах!
Тем временем Хуршеди Аламгир, возвратившись из церкви, не переставая думала о Султане Ибрагиме.
А когда наступило утро и Султан Ибрагим вместе с друзьями пришел в шахский дворец, Хуршеди Аламгир там не оказалось. На их вопрос, где она, приближенные ответили:
— По обычаям нашей страны после возведения на престол молодая шахиня семь дней не должна появляться во дворце.
И на восьмой день дворцовый глашатай возвестил, что нынче в шахском саду будет устроен большой пир, во время которого никто не волен покидать своего дома, А нарушившего сие приказание ждет смертная казнь. Однако Султан Ибрагим и его друзья были одержимы желанием увидеть Хуршеди Аламгир, и тогда малика предложила:
— Когда стемнеет, мы по крышам домов проберемся в сад и, сокрывшись в укромном месте, станем наблюдать за происходящим.
Султану Ибрагиму такое предложение пришлось по душе, однако Ханмухаммад проявил осторожность.
— О шахзаде, — возразил
— Что же в таком случае нам делать? — растерянно спросил шахзаде Ибрагим.
— Если ты не в состоянии отказаться от своей затеи, тебе придется прибегнуть к помощи птицы Рух.
Обрадовавшись совету друга, шахзаде сжег одно перо, и перед ним тотчас появилась птица Рух. И сказал ей шахзаде:
— Будь добра, передай Маймуне, что я прошу ее прибыть сюда, дабы сопроводить меня в сад, где будет устроен пир в честь Хуршеди Аламгир.
Между тем Маймуна, вот уже целый месяц пребывающая в Гулистани Ираме, так истосковалась по шахзаде Султану Ибрагиму, что обратилась к своей кормилице с просьбой, чтобы та слетала в Фаранг и принесла ей от него весточку. Кормилица не мешкая отправилась в путь, однако на глаза шахзаде Султану Ибрагиму решила не показываться, а стала разыскивать его по городу и в конце концов попала в шахский сад. И она увидела там девушку красоты несравненной, — то была Хуршеди Аламгир, — и, возвратясь в Гулистани Ирам, рассказала обо всем Маймуне. В это время появилась птица Рух, и они вместе с Маймуной полетели к шахзаде Султану Ибрагиму.
Увидев Маймуну, Ибрагим спросил:
— О Маймуна, знаешь ли ты, зачем я тебя пригласил?
— Знаю, — отвечала та, — ты хочешь, чтобы я помогла тебе сблизиться с Хуршеди Аламгир, — и добавила — Я согласна. Только мне нужно сначала найти для тебя подходящее укрытие, потом мы отправимся к Хуршеди Аламгир. — С этими словами она улетела.
Вскоре птица Рух возвратилась без Маймуны, взяла шахзаде, малику и Махи Зарафшан и доставила их в сад, где та их ждала.
— Вы подождите меня здесь, — сказала Маймуна, — я постараюсь привести Хуршеди Аламгир.
— Смотри не напугай ее! — встревожился Султан Ибрагим, — Самое главное, чтобы она ни о чем не догадалась.
Когда Маймуна пришла к Хуршеди Аламгир, то, прикинувшись опьяневшей, прочитала такие стихи:
Я горько плачу, притворясь, что от вина пьяна, Чтобы никто не мог узнать, в кого я влюблена.Маймуна осторожно приблизилась к Хуршеди Аламгир, и они несколько мгновений в растерянности смотрели друг на друга. Затем, вспомнив о гостеприимных обычаях своей страны, Хуршеди Аламгир пригласила гостью к трапезе. Воспользовавшись тем, что прелестная хозяйка, испив вина, опьянела, Маймуна, не испросив ее согласия, понесла ее к своим друзьям. Когда Хуршеди Аламгир немного протрезвилась, она увидела рядом с собой шахзаде Султана Ибрагима, который учтиво протягивал ей чашу с вином. Краска стыда залила лицо Хуршеди Аламгир, и, не внемля просьбам и увещеваниям Маймуны и Махи Зарафшан, она низко опустила голову. Видя, что все его усилия тщетны, Султан Ибрагим взволнованно вскочил с места и, сорвав со своей головы корону, бросил ее оземь. Сам же, обливаясь слезами, упал в ноги Хуршеди Аламгир и лишился сознания. Когда он пришел в себя, то увидел, что голова его покоится на коленях у Хуршеди Аламгир. От избытка чувств он обнял ее, поцеловал, и она ответила ему тем же. Немного погодя Хуршеди Аламгир, обратясь к Ибрагиму, сказала: