Иранская сказочная энциклопедия

Коллектив авторов

Тяжко вздохнул Ходжа Махди и отправился с жалобой на Мусалламхана к шаху. Однако шах Аурангзеб отказал ему в благодеянии, и тогда Ходжа Махди испросил совета у его приближенных.

— Рады бы тебе помочь, да не можем, — отвечали ему приближенные. — Ныне Мусалламхан у шаха в большой милости, и хлопоты наши будут тщетны.

Утратив надежду на справедливость, долго бродил Ходжа Махди по городу и повстречал однажды на пути своем старца, коий привлек его внимание. И тот старец ему сказал:

— Поведай мне свои печали, авось я сумею тебе помочь!

Ходжа

Махди рассказал ему все, как было: и о дружбе своей с Мусалламханом, и о его предательстве, и о том, что надоел Ходже Махди чужеземный край, в коем он столь долго пребывает, да не судьба, видать, ему отсюда выбраться.

— Умерь смятение своей души, — молвил старец. — Дело твое не безнадежно. Неподалеку от дворца Аурангзеба есть мечеть. В маленькой келье той мечети живет сапожник- суфий . Ступай к нему, все ему расскажи и сделай так, как он тебе повелит.

Выслушал Ходжа Махди старца и отправился к сапожнику. И он пришел туда и приветствовал суфия подобающим образом. А после поведал ему свою печальную историю. Взял суфий кусочек кожи, положил ее на чурбан и ударил по ней деревянным молотком. Кожа стала тонкой и пятнистой. Отдал суфий эту кожу Ходже Махди и при этом сказал:

— Вот тебе кожа, снеси ее Мусалламхану и скажи, что ее посылает ему сапожник-суфий. Проси его снова, чтобы он выполнил твою просьбу. Если же он откажет тебе в этом, пусть пояснит, что является тому причиной.

Едва Ходжа Махди вручил Мусалламхану кожу, как того словно перевернуло. Он стал учтив и любезен и тотчас испросил у Ходжи Махди прощения и повелел слугам вернуть ему долг в двойном размере. Возрадовался Ходжа и решил отблагодарить сапожника-суфия за помощь. Взял он слиток червонного золота и отправился в ханаку .

Пришел Ходжа Махди в ханаку и, завидев сапожника-монаха, сказал:

— Да вознаградит тебя Аллах, добрый человек, а моей благодарности нет предела. — С этими словами он положил перед суфием слиток золота.

— Возьми свое золото назад, — отвечал ему суфий, — смысл бытия я вижу не в деньгах, а в добрых делах и чаяниях. Жизнь свою я посвятил творцу и на пути служения ему паче всего дорожу свободой. Что же касается людских богатств, то они не вечны и то и дело меняют своих владельцев. Ты же отправился в странствие с целью обогащения, и мои заботы тебе чужды.

— О благородный суфий! — молвил Ходжа Махди. — Открой мне свою тайну: в чем причина твоего могущества? Ведь не могли мне помочь ни эмиры, ни вельможи! Одному только тебе это оказалось по силам.

И суфий сказал:

— Да будет тебе ведомо, что мои предки из поколения в поколение были муэдзинами здешней мечети. Я, подобно им, продолжаю этот обычай. Однако замкнутость отшельника мне не по нутру, я не могу ограничить свой мир кельей. Однажды мне случилось бродить по городу. С наступлением сумерек я свернул на базар и увидел там всадницу на коне, коего держал за поводья красивый и благообразный

юноша-раб. Неподалеку от них стоял какой-то вельможа. Судя по всему, он с первого взгляда влюбился в ту всадницу. Оттолкнув раба, он потащил коня за собой. Женщина поначалу молила его о пощаде. После же, узрев его непреклонность, стала, взывая о помощи, сопротивляться. Однако люди боялись остановить вельможу, ибо в руках он держал обнаженный меч. Великий гнев объял мою душу. Побуждаемый жалостью к несчастной, я подскочил к обидчику и воскликнул:

— Негоже тебе, достойный человек, обижать слабых! Отпусти ее, ведь у нее к тебе нет благорасположения.

— Это невозможно, — отвечал он.

Тогда та женщина, обратясь ко мне, сказала:

— Мой муж зол и ревнив и никогда доселе не выпускал меня из дому. Ныне же тяжко занемог мой отец, и я вымолила разрешение его навестить. Однако муж мой велел мне вернуться домой этой же ночью. В противном случае он грозится меня прогнать.

Сказав такие слова, женщина зарыдала.

Слезы ее были столь трогательны, что уговоры мои сменились угрозами. Однако вельможа был непреклонен по-прежнему.

— Я отпущу ее до рассвета, и она успеет вернуться домой затемно. Другого быть не может. — Он стеганул коня и, угрожая мне мечом, покинул базар.

Вернувшись домой, я не мог обрести покоя. Что, если сей недостойный не сдержит своего слова и не отпустит женщину до наступления утра? По прошествии полночи терпение мое иссякло, и я решил взобраться на минарет и оповестить людей о часе утренней молитвы, дабы напомнить безжалостному вельможе об его обещании. Так я и сделал.

Между тем шах Аурангзеб как раз в это время принялся за вечернюю трапезу. Услышав голос муэдзина, он удивился.

— Ведь сейчас только полночь, — строго молвил он. — Может ли муэдзин не знать времени молитвы? — И он повелел слугам немедля доставить меня во дворец. Едва я спустился с минарета, как шахские слуги меня схватили и, осыпая ударами, потащили за собой. Когда я предстал пред шахом, Аурангзеб взглянул на меня и молвил:

— Экий неразумный! Я почитал тебя за лучшего из муэдзинов, а ты не знаешь, когда надлежит сзывать людей на утреннюю молитву.

Устрашившись шахского гнева, я вынужден был поведать ему всю правду. Сердце Аурангзеба исполнилось ярости, и он приказал привести к нему недостойного вельможу. По шахскому велению вельможа тот был наказан примерным образом, а меня шах поблагодарил и сказал:

— Если впредь тебе доведется увидеть, что сильный обижает слабого и беспомощного, поступай подобным же образом. Тогда мне будет ясно, что есть в подвластных мне пределах недостойные, кои причиняют зло моим верноподданным.

С той поры так и повелось. Стоит шаху услышать мой клич, как он тут же бросает все дела и принимается вершить правый суд. И если бы Мусалламхан не внял моему предостережению, его тоже постигла бы заслуженная кара… Да пошлет нам творец побольше справедливых шахов, и да простятся мне заодно с ними все прегрешения.