Иринкино счастье
Шрифт:
Нежное любящее сердце Левы не могло постигнуть жестокости девушек по отношению к этому маленькому доверчивому существу. Как он жалел теперь, что отпустил Иринку одну! Какой бы это был счастливый день для нее, день ее рожденья! Он так заботился об этом, так радовался ее успеху, ее детскому веселью!
Лева знал, что скоро уезжает, и ему с бабушкой особенно хотелось еще раз порадовать девочку и хорошенько отпраздновать это последнее рожденье, проведенное вместе.
И вот теперь все было отравлено, и вместо радости бедная девочка
«Черт знает что такое!» — возмущался Субботин. — «Нет, он этого не простит! Они еще пожалеют о своей жестокости, сегодня же пожалеют!»
— Ирина! — проговорил он серьезно, и голос его звучал странно, почти торжественно. — Выслушай меня внимательно и обдумай хорошенько мои слова. Я требую от тебя одного обещания, с тем чтобы впоследствии ты никогда больше не забывала о нем!
Они подошли в эту минуту к оврагу, как раз в том месте у речки, где когда-то, в начале лета, оба с восхищением любовались последними лучами вечерней зари.
Теперь над ними расстилалось звездное небо, и полная луна заливала фосфорическим светом речку и овраг и белые стены маленького домика Дарьи Михайловны.
Лева остановился и, взяв обе руки Ирины, глядел на нее любящим взором.
— Ирина! — проговорил он тихо. — Обещай мне, что с этих пор ты никогда больше не будешь ничего скрывать от меня и не станешь слушать других, если они будут утверждать, что ты надоедаешь мне. Я смотрю на тебя как на родную; для меня ты — моя маленькая нареченная сестренка, и ты должна верить мне, Ирина! Обещаешь?
Лева нагнулся к девочке, стараясь поближе заглянуть в ее милое заплаканное личико:
— Обещаешь?
Вместо ответа Иринка обвила руками голову Левы, крепко и горячо прильнула к нему губами.
Много лет спустя Лева все еще помнил и эту тихую лунную ночь, и этот горячий порыв ребенка, так беззаветно, навсегда подарившего ему свое любящее сердце.
Силы между тем совсем изменяли бедной девочке, утомленной всеми волнениями дня и поздним часом; она еле держалась на ногах.
Лева взял ее на руки. Иринка не противилась больше; она приникла головой к его плечу и сейчас же закрыла глаза. Недавние слезы еще дрожали на ее длинных ресницах, но на душе ребенка уже было по-прежнему светло и отрадно.
— Лева! — проговорила она со счастливой улыбкой, почти засыпая. — Как хорошо, как хорошо было на базаре… вот только розы… розы мои… я, кажется, их у бабушки забыла… Лева, собери их, пожалуйста…
Вечером Лиза, разодетая в бальное платье, с гирляндою живых цветов в волосах, торопливо вошла в спальню бабушки.
Старая горничная поправляла в углу лампадку, и, кроме нее, в комнате никого не было.
— Аннушка! — нетерпеливо спросила девушка. — Мне говорили, что Лева вернулся, ты не видала его?!
— Как же, как же, он тут был, только не сейчас, а, почитай, уже минут двадцать тому назад!
— Минут двадцать, что же он тут делал?
— Да
— Ну а потом?
— Ну а потом к себе ушел и двери запер.
— Дверь запер?
Лиза всплеснула руками и, подобрав подол своего бального платья, поспешно кинулась в комнату брата.
Увы, Аннушка была права. Дверь была закрыта, и сквозь щель ее огня уже не было видно.
— Лева, Лева, да никак ты с ума сошел! — сердито стучалась к нему Лиза. — Неужели ты уже разделся и лег? Это чистейшее безобразие, зала полна народу, все ждут, начали танцевать… а дирижера нет! Отвечай сейчас, скоро ли ты придешь и что мне сказать гостям?
— Скажи им, что я извиняюсь, что мне нездоровится и я совсем не приду! — послышался за дверью решительный ответ Левы.
Ни угрозы, ни просьбы Лизы не могли повлиять на его решение; он остался непоколебим и в этот вечер к гостям не вышел.
Роль дирижера пришлось волей-неволей взять на себя Кокочке Замятину; но бал прошел вяло, и молодой офицер напрасно выбивался из сил, стараясь оживить танцы; он не обладал в этом отношении талантом Левы, и отсутствие молодого хозяина оказалось гораздо более ощутимым, чем могла ожидать этого даже сама Лиза.
XII
Прошло несколько дней.
Погода на дворе стояла все время дождливая и пасмурная; нельзя было ни кататься на лодках, ни устраивать веселых пикников, и молодежь поневоле сидела дома и смертельно скучала.
Летом в дурную погоду почему-то бывает всегда особенно тоскливо на дачах, а тем более людям праздным и не умеющим заняться никаким делом.
Лиза и Милочка целыми днями бесцельно слонялись по комнатам, то приваливаясь на кровать под предлогом головной боли, то забираясь с ногами на кушетку с каким-нибудь романом, который, однако, так и не раскрывался, то, наконец, принимаясь за вышиванье, но в результате по всем углам валялись только мотки шелка и наперстки.
От нечего делать они придирались к прислуге, дразнили Бобика и, пользуясь отсутствием Левы, который по делам уехал на несколько дней в город, отчаянно изводили Иринку. Девушки все еще не могли простить ей недавнего успеха на базаре и их неудавшегося танцевального вечера из-за отсутствия Левы.
Но, к немалому удивлению и досаде Лизы и Милочки, девочка с некоторых пор относилась очень холодно ко всем их придиркам и намекам о Леве.
Последний разговор с ним в лесу произвел на Иринку глубокое впечатление. Девочка обещала не слушать, когда другие будут нарочно дурно отзываться о нем, и она действительно больше никого не слушала, и это новое, столь необычное поведение еще более подзадоривало и раздражало обеих подруг.
Не желая с ними ссориться, Иринка обыкновенно отмалчивалась или убегала в комнату к бабушке.