Ириска

Войлошникова Рианна

Где у зайки болит?
– Вспомнил он хорошо знакомую с детства присказку. Это разрядило обстановку, я улыбнулась.

Моя ступня оказалась в его большой, теплой, чуть шершавой ладони. Мне стало душно, кровь прилила к щекам, и они горели словно в огне. Каждая клеточка пела от его касаний, от мягкости прикосновения.

Плохо дело.

Не сразу удалось вникнуть в смысл его слов...

Что такое?

Папа серьезно так, даже немного угрожающе на меня посмотрел, и шепотом, будто страшную тайну, поведал:

Придется как минимум - ампутировать!

Он меня еще пугает, когда мне и так больно. Сама не заметила,

как у меня в руках оказалось полотенце и я тихонько шлепнула его по плечу.

Думаю, что перекиси и пластыря будет достаточно!

Отчим улыбнулся, а я зависла, наблюдая за его мягкими и в то же время по-мужски жесткими губами.

Как знать...

Легко перекатившись, Николай поднялся на ноги и достал аптечку.

Будет немного больно.

Потерплю.

Ради его прикосновений, не обыденных, а вот таких как сейчас, я была готова хоть каждый день наступать на машинки брата. Я сконцентрировалась на его движениях, уверенных, размеренных, точных - видимо сказался опыт службы. Боли не было, вернее я ее просто не чувствовала, переключившись на того, кто сейчас занимал все мои мысли, будоражил чувства.

Вот и все.

Я боялась того момента, когда он поднимет голову и наши глаза встретятся. Полумрак кухни сыграл злую шутку, он отделил нас от остального мира, сузил нашу реальность до пятнадцати квадратных метров. Сейчас у меня не получится сдержать себя, спрятать все тайное и недопустимое на дно своей души. Приглушенный свет правильно расставит акценты и мои чувства будут открыты для него. Что тогда? Нет, я пока не готова. Моя голова упала, волосы скрыли лицо.

Я еще бинт наложу, утром снимешь. Чтобы пластырь не задирался, а то знаю как ты во сне вертишься.

Еще минута и... Его губы невесомо касаются кожи рядом с повязкой.

Зачем он так? Разряд, мощный, острый пронесся по моему телу, остановил дыхание, ударил вниз живота.

Чтобы быстрее заживало.

Да... Вот и ответ на мой вопрос. Я молчала, ответить было не в моих силах. Раскаленная спираль внутри раскручивалась, расплавляя меня как воск.

Ириска, я...

Отчим, наконец, поднял голову. Выражение его лица мгновенно изменилось - это отчетливо было видно сквозь пелену волос. Его глаза сузились, совсем немного, но я заметила. Ладони напряглись, сжимая мою ступню. Если бы я не была настолько наполнена его присутствием, то наверняка бы вскрикнула от боли.

Ириска...

Пальцы осторожно коснулись моей щеки, наметили линию скул, легли на подрободок.

Посмотри на меня!
– Жесткий приказ обернутый в мягкую обертку просьбы.
– Это неправильно.

Я кивнула, соглашаясь, скорее догадываясь о смысле слов, нежеле осознавая его. И в то же время, все что он сделает и скажет - будет правильным. На этом держится мой мир. У меня не нашлось слов, чтобы сказать об этом, поэтому осталось лишь выполнить то, о чем он просит.

Быстрое, яростное, подчиняющее своей воле, движение губ. Я раскрылась навстречу, ловя каждую кроху неожиданно произошедшего со мной чуда. Моя сущность, моя душа ликовала. Разум не мог пробиться сквозь бурлящий и до безумия сладкий хаос. Желание взорвалось фейерверком ярких брызг, окончательно проломив стену запретов и морали, хлынуло тугим потоком, подхватив нас обоих и неся с огромной скоростью вперед... Прямо в пропасть... Из горла вырвался стон, мои руки взлетели на его плечи,

тело придвинулось близко настолько, насколько это вообще возможно. Как я буду без этого жить? Как дышать? Не смогу... Мои пальцы зарылись в его волосы, ноги обвились вокруг талии. Не хочу отпускать! Не хочу!...

Ириска, я же не железный!

Знаю, все знаю. Но это сильнее! Я раньше и представить не могла, что один лишь поцелуй может сотворить со мной подобное.

Снова его губы на моих губах, невозможное сумасшествие продолжилось. В каждое движение я вкладывала осколки своей души, даря любимому свое дыхание, выпивая его дыхание до дна. Прикосновения его языка обжигали, будили во мне голод. Спина выгибалась под сильными руками. От мысли, что нас разделяют лишь тонкая грань шелка и хлопка, прошибло сладкой болью.

Ира!

Отчим прекратил поцелуй и прижал мою голову к своей груди, а второй крепко обнял за талию, баюкая, словно ребенка. Сердце колотилось с бешеной скоростью, перед закрытыми глазами проплывали разноцветные кляксы. Не знаю, сколько мы так просидели. Он позволил мне поднять голову, когда я пришла в себя. Мне было совестно... Мне было жаль, что поцелуй закончился. Кажется, если бы это тянулось вечность - все равно было бы мало. Папа прятал глаза, видимо корил себя за произошедшее. Может быть я потеряла всякий стыд? Или забыла о том, что правильно или нет? Но жалеть о произошедшем я не смогу. Почему все так? За что? Мгновение ускользало, просачивалось как песок сквозь пальцы.

Мне было больно видеть отчима таким, погрузившимся в себя, отключившимся от мира. Нужно его вытащить из ада, в который он сейчас себя загоняет. С языка чуть не сорвалось привычное "папочка", но я сумела вовремя себя остановить. Кончиками пальцев принялась гладить его щеки, обрисовала контур губ, спустилась на шею. Я старалась передать ему всю нежность, всю любовь. Его боль была моей болью. Наконец, как и он несколько минут назад, положила пальцы на подбородок и легонько потянула вверх. Прося, умоляя вернутся ко мне. В родных глазах стояло отчаяние.

Спасибо!

Мне показалось, что он меня не услышал.

Спасибо за то, что ты есть!
– Добавить, что либо еще я не сумела. Просто стала целовать щеки, нос, лоб, скулы, подбородок.... Я закрыла глаза, из последних сил сдерживая слезы. То ли от радости, то ли от грусти. С каждым поцелуем любимый возвращался ко мне, становился прежним, теплым, нежным, родным.

– Ириска... Девочка моя!

На меня тоже посыпался град легких чувственных поцелуев.

Прости меня! Я не должен был этого делать! Я виноват, очень виноват!

Нет!

Я обхватила его лицо руками, не разрешая отвернуться.

Ты ни в чем не виноват! И я ни в чем не виновата! И мама тоже... Просто так случилось.

Когда же ты успела повзрослеть?

Ответить на этот вопрос не получилось. Помню себя веселой, беззаботной, взбалмошной... А потом он из любимого папочки превратился просто в любимого... И все изменилось.

Нам нельзя!

Конечно, я это понимала. Моя голова снова упала ему на грудь. Как много хотелось рассказать. О том, чего хочу, о том что со мной происходит, даже о том, чего еще сама не понимаю. Но я молчала. Каждое мое слово болью отзовется в сердце мужчины, которого я любила. Каждый виноватый взгляд, от того чему произойти не суждено, нанесет рваную рану мне.