Ирландская колдунья
Шрифт:
— Доверься мне! — ласково попросил он.
— Я не верю мужчинам! — Фиона сделала слабую попытку высвободиться.
— Всем, кроме меня… — С этими словами он развязал шнурки, опустил платье до талии и осторожно прикоснулся к иссеченной шрамами спине. Она скривилась, но не пыталась его оттолкнуть.
Ее потрясло то, как благоговейно Реймонд гладил ее спину, словно она была столь же совершенна, как и остальное тело.
Вместе с состраданием в Реймонде просыпался и гнев. Он пожалел о том, что не может встретиться с тем, кто сделал это, и заставить его самого отведать кнута. Но де Клер тут же подавил в себе вспышку неуместного гнева
— Нет, Реймонд, не надо!
— Надо, — возразил он и поцеловал соседний шрам. Ему казалось, что отметины становятся бледнее в тот миг, когда он касается их губами. — Они уродуют не твое тело, а твою душу, Фиона, — нашептывал Реймонд. — А меня они нисколько не пугают, любимая! Они только доказывают, какой ты была стойкой и отважной, несмотря на молодость! — Он продолжал покрывать поцелуями ее плечи. — Между прочим, у меня шрамов не меньше, чем у тебя! Тебя ведь это не пугает?
— Нет. — Она выпрямилась и посмотрела ему в глаза. — Разве они могут пугать? Это же знаки воинской доблести и отваги! А мои — клеймо предательницы…
— Неправда! — твердо возразил де Клер, сжимая ее лицо в ладони и не позволяя ей отвернуться. — Это всего лишь следы бессильной ярости, которую недостойный человек сорвал на собственном ребенке. Ты действовала по велению сердца, Фиона, и виновата лишь в том, что умеешь любить!
Он понимал ее так, как не понимал ни один человек на свете, и это положило конец одиночеству, на которое была обречена ее душа на многие и многие годы. Наконец-то чародейка получила то, о чем мечтала! Понимание и прощение! Не в силах удержаться, она спрятала лицо у него на плече и снова дала волю слезам. Реймонд утешал ее как мог, уверяя Фиону в том, что она самая храбрая и самая прекрасная женщина в мире и что он желает только одного: чтобы она была довольна и счастлива. А он будет горд, стать тем человеком, которому она окажет эту честь и позволит сделать ее счастливой.
Она прижала пальчик к его губам, и де Клер молча посмотрел на нее, проведя пальцем по влажной щеке.
— Это правда, что ведьмины слезы приносят удачу?
— Слезы как слезы, — слабо улыбнулась она. — Нет, это не ведьмины, а слезы фей приносят удачу.
Он несмело рассмеялся, и Фионе стало ясно: Реймонд и сам не знает, верить ей или нет. Но возврата к прошлому не было: она любит этого человека, пусть даже эта любовь разобьет ей сердце и станет причиной ее гибели.
Реймонд любовался ею, гадая про себя, о чем она теперь думает. Фиона все еще казалась грустной, но голубые глаза вспыхивали от восторга в ответ на его ласки. Он осторожно потеребил ее соски, и чародейка вздрогнула всем телом, едва слышно охнув.
— Господи, как же мне нравится, когда ты так охаешь! — прошептал де Клер.
— Так чего же ты ждешь? — Она томно прикрыла глаза и сама прижала его руку к бедру.
Реймонду не требовалось другого приглашения: путаясь в складках платья, он нащупал то самое сокровенное место, что так ждало его ласки, и Фиона жалобно всхлипнула в ответ. Реймонду показалось, что он чувствует в эту минуту все, что чувствует она. Он ощущал каждую клетку ее тела как свою. С хриплым стоном он прикоснулся к лепесткам ее женственности, и чародейка придвинулась, еще сильнее прижимаясь к его руке.
— Ох, Реймонд… —
— Нет, сейчас моя очередь! — Он не мог позволить себе полной близости. А вдруг Фиона забеременеет? Не хватало еще оставить ее с внебрачным ребенком на руках!
— Но я хочу тебя сейчас! — возражала она, понимая, что это ее первая и последняя ночь любви и разделенной страсти. Однако Реймонд не отвечал, продолжая ласкать ее по-прежнему. — Реймонд!
— А ты не стесняйся, малышка, — откликнулся он с усмешкой, — покажи мне, на что ты способна! — Его пальцы выписывали ритмичные круги и восьмерки вокруг самой чувствительной точки. Он жадно ловил искры страсти, мелькавшие в широко распахнутых бледно-голубых очах. — Мне нравится то, как ты сжимаешь мои пальцы и вся дрожишь, умоляя о большем…
Внезапно Фиона запрокинула голову и задохнулась, содрогаясь всем телом. Ослепительная вспышка заставила ее надолго позабыть об окружающем. Наконец она опустила голову на плечо Реймонду, все еще слабо вздрагивая и тяжело дыша.
— Спасибо тебе, Реймонд, — прошептала чародейка. — Ты отвел меня в такое место, о котором я и не мечтала!
— И куда же именно? — Он немного отодвинулся и взглянул на нее с мягкой улыбкой. Но тут же стал серьезным при виде того, какое торжественное у нее лицо.
— В такое место, где я могу простить и начать жить заново, — прошептала она.
Это простое признание пронзило де Клера подобно удару арбалетного болта. Перед ним снова открылась та пропасть, в которую столкнула Фиону не заслуженная ею кара.
— Рад был вам услужить, миледи. — Он поцеловал ее в губы и довольно улыбнулся, почувствовав знакомый аромат полевых цветов.
— Ты разбудил во мне желание побывать там снова! — прошептала Фиона. Она упивалась поцелуем, словно умирала в пустыне от жажды, а это был последний глоток воды. Ведь завтра утром, при ясном свете дня, эти минуты блаженства будут стоить ей навеки разбитого сердца.
Глава 17
Внезапно дверь в комнату задрожала от резких ударов, и Фиона вздрогнула от испуга. Он лишь усмехнулся, не спеша провел руками по ее обнаженной груди и приподнялся, чтобы поцеловать в губы. Она едва слышно застонала и подалась вперед, к его горячим ладоням, готовая снова погрузиться в тот волшебный мир, где только что побывала благодаря ему. Но тот, кто стоял за дверью, не спешил уходить, и Фиона напряженно застыла, подумав о том, что в коридоре наверняка слышен каждый звук.
Реймонд попытался встать, но сделать это было не так-то просто. Распаленное тело не желало ему служить, вздрагивая от предвкушения близкой разрядки.
— Черт побери! — вырвалось у него. Он явно разрывался между долгом и желанием.
— Как жаль, — шепнула Фиона.
— А мне нет, — ответил де Клер, глядя на нее сквозь прядь темных волос, свисавших со лба. Он хотел еще раз погладить ее по груди.
— Тебя зовут. — Чародейка осторожно перехватила его руку и кивнула на дверь.
— Пусть проваливают отсюда ко всем чертям! — зарычал он и поцеловал Фиону грубо и страстно, все сильнее возбуждаясь от ее приглушенного смеха и той откровенной жадности, с которой она принимала его ласки.